Город. Республика. Страна. 12+
Анатолий Голованов был одним из первых усинских поэтов, чьи стихи начали публиковаться в газете «Усинская новь». Первая его работа появилась на страницах местной газеты 10 июня 1976 года. А затем стихи Анатолия Голованова, электросварщика управления «Монтажстройконструкция» объединения «Комитяжстрой» публиковались регулярно.
Знаете что-нибудь о судьбе Анатолия Голованова? У вас есть его фотография? Поделитесь с «Усинск-Новостями».
ПАРЕНЁК
К нам в цех пришёл недавно паренёк.
Он трудится, усталости не зная.
Под молодой рукой поёт станок,
Простоев у парнишки не бывает.
«А ты давно работать так привык?» –
Его спросила сменщица однажды.
«К труду нас мастер приучил. Старик.
В ГПТУ. Да это ведь не важно...»
«В ГПТУ?! – И взгляд лазурных глаз
Вдруг потускнел, потом опять стал светел.
«Ворчливый дядька. Но любил он нас.
Ему мы были как родные дети».
«А дальше что?» «Как что? Ну, отучился.
Работаю у вас. Старик-учитель навещает нас:
«Живи, как я учил тебя, сынок.
Жду о тебе хорошее услышать...»
«Рассказывай, ну что же ты замолк?!»
Нахмурился он: «Хватит, поболтали..»
И вновь к станку склонился паренёк
Изготовлять для трактора детали.
1976 г.
РАССВЕТ
Природе сон последний снится,
В рассветной дымке нежится тайга.
Иду восходом солнца насладиться,
Взглянуть, как тает сумрачная мгла.
Насыщен воздух ароматом пряным,
Рассыпан жемчуг из серебряной росы,
Вперёд идёшь, а сам, как пьяный,
От этой душу тронувшей красы.
Но вот край солнца показался,
Разбег взял лёгкий ветерок -
От сна ночного пробуждался
Природы милый уголок.
1976 г.
ПАРУС
Лес и окрестности
Шумом полны,
Медленно ночь угасает,
Ветер, сорвав
Ожерелье с волны,
Россыпью в воздух бросает.
Гонятся по небу
Звёзды за мной –
Злое мне что-то пророчат...
Звёзды! Послушайте:
Я же земной
И не хочу вечной ночи!
Утро люблю я
И синий рассвет.
В день уплываю, как в море,
Трудно грести,
Но ни капельки, нет,
Нет! Не страшит меня море.
Тонут и гибнут
Без вёсел челны.
Парус мой лодку спасает.
Ветер, сорвав
Ожерелье с волны,
Россыпью в воздух бросает.
1976 г.
УВЕРЕННОСТЬ
Дорога, кажется,
не выбежит на свет,
Стопятся сосны -
и её не будет.
Но ты идёшь вперёд –
и страха нет:
раз есть дорога –
значит, будут люди.
1976 г.
***
Что же в жизни случилось?
Почему зашатались деревья?
Солнце в тучах укрылось,
И дымком закурила деревня?
Пусто в роще и в поле,
Льют на землю дожди да дожди,
Говорят, будто с горя
Где-то лето рябины зажгли.
1976 г.
ОБ ОСЕНИ И О СЕБЕ
Настала осень, чаще льют дожди,
А на душе, как будто день весенний.
И кто-то шепчет: «Жди,
Ты солнца жди,
С ним снова жизнь заговорит весельем».
Вернётся свет, исчезнет тень с лица,
Ровней и суше будут все дороги,
И жизнь твоя, с хорошего конца
Начатая,
Оценится дороже.
Ведь никогда нельзя остановить
Ни листопад, ни в чёрных кудрях проседь...
Вот почему так нужно
Полюбить
Нам это солнце, жизнь свою и осень.
1976 г.
ПРИНИМАЙ НАШ УРОЖАЙ
Шаловливый ветер над землёю мчится,
Мимолётом клёну что-то прошептав,
И, нагнув колосья золотой пшеницы,
Улетает дальше, поле взволновав.
В поле, за деревней, гул мотора слышен –
Там, вдали, у леса, народной простор
На своём комбайне с зорькой ранней вышел
Молодой парнишка – лучший комбайнёр.
Вслед ржаные стебли лентою ложатся,
И кипит работа – только успевай.
По дорогам пыльным, глянь, машины мчатся.
Принимай, держава, новый урожай!
1977 г.
ВЕТЕРОК
Лёгкий ветер закудрявил воду,
Сдул туман, уснувший на реке,
И, почуя силу и свободу,
Закружился в золотом песке.
Пролетел тропинкой луговою,
По дороге поиграл цветком,
И, обрызгав всё лицо росою,
На поля пустился прямиком.
Побежал волною по колосьям,
Перепутал листья на кустах
И, на землю свежесть утра бросив,
Улетел носиться в облаках.
1977 г.
Николай Попов – председатель городского литературного объединения «Северная лира», талантливый усинский поэт, узнаваем не только в нашем городе, но и в республике. Николай пишет замечательные стихи и прозу на разные темы: о дружбе, о лютом северном морозе, о родной природе. По профессии Николай – промышленный альпинист. Сегодня преставляем вниманию наших читателей несколько поэтических творений и рассказ усинского автора.
***
Она не подходит своему имени,
Она не смотрит прямо в глаза,
В её взоре чертенята Бразилии
Танцуют ламбаду на небесах.
Она не успевает побыть несчастной,
Своё имя ни разу не вбила в майл,
Зато она знает рассветное счастье,
В начале августа ждёт сентябрь.
Когда её губы становятся ближе,
Когда меняется разум на страсть,
На тихой улочке в шумном Париже
С ней хочется жить и пропасть.
Её руки играют безумие ветра,
И уста вещают золотое молчание,
Зацепила мечтой вдохновенье поэта –
В жизни нет ничего случайного.
Она не подходит своему имени,
Её сердце бьётся быстрей на стук,
Она опасна, вендеттой Сицилии,
И долго с ней длятся минуты разлук.
***
Отчаялся. Чаем китайским заливаю
вчерашний блуд,
Полуподвал, темень картин
и различные мнения.
Чай заварил мне умело художник,
хороший друг,
Что же мы делаем, да и зачем
это делаем?
Бисер пред свиньями
или изысканный бред?
Желанье быть понятым
иль не от мира сего?
Белая линия в чёрном стекле
множество лет
К чистой гармонии тебя
сквозь ошибки ведёт.
Отчаялся. Чаем китайским смываю
с сердца плевок.
Друг усмехнулся...
Текила сестра откровения,
Дым благовоний струйкой стремится
под потолок...
Что же мы делаем, да и зачем
это делаем?
Ты говоришь, мы живём,
а не просто коптим,
Окружены вот такими же
стихоскитальцами,
Есть оправдание перед людьми
и даже пред Ним...
Кину тайком мысленный крест
сжатыми пальцами.
Отчаялся. Думы неверия через
пьянящий туман,
Взгляд фотографий,
то с сожаленьем, то с осуждением,
Кинем янтарную горечь
в хрустальный стакан
И разберёмся, ну что же мы
всё-таки делаем?
Кровь не сменить, что вскипает
от мудрости слов,
Из биографий не вырвать
мгновенья признания,
Разум отточенный ищет
разгадку миров
В тёмном стекле и
в откровенье отчаянья.
Молчание. Чай, и текила, и друг...
***
Всё было, всё будет -
вращеньем внутри кольца,
Надежда в вечности плавится,
как в пламени парафин.
Мы рождены быть сильными,
и местью налиты сердца,
Но жаждем пейзажей солнечных
среди батальных картин
Всё было, всё будет
и радугой чистых рос
Зальются глаза безумные,
когда затрубят поход.
Мы рождены быть стойкими,
и средь виноградных лоз
Прощаньем сомкнутся губы...
И в стремя... И на восток...
Всё было, всё будет
и сталь разрушает сталь,
Глаз красит каймою чёрною бедою
звенящая весть.
Нам суждено жить в памяти,
а вечность всегда спираль
Сыновья упрямая клятва врагам
обещает месть.
Всё было, всё будет
суровая маска лица
Расправится хищной улыбкой,
когда затрубят поход.
Обречены мы инстинктами
вращаться внутри кольца,
Надежда в вечности плавится,
как в пламени крепкий лёд.
Евгения Аркушина родилась в городе Уфе, в семье майора милиции и учительницы литературы. Окончила специализированную английскую школу и юрфак университета, в год окончания которого вышла замуж и переехала в г. Усинск Республики Коми. Адвокат с многолетней практикой, в 2010 году награждена медалью "За заслуги в защите прав и свобод граждан". Есть сын и дочь. Писать стихи начала в семилетнем возрасте, в юности печаталась в республиканской молодёжной газете "Ленинец", г. Уфа, была членом Уфимского ЛИТО. Не писала более 10 лет, до 1996 года, когда в Усинской газете "Усинская новь" были напечатаны рассказ "Когда деревья звенели" и подборка стихов. С того времени периодически стихи публиковались в усинских газетах, коллективных поэтических сборниках, рассказы - в городском журнале "Леди на заметку" и газетах. В 2010 г. вышел первый, практически "самиздатовский", сборник стихов "Женщина на помеле".
Есть страничка в Интернете, на литературном сайте "Изба-Читальня", где опубликовано более 700 произведений в стихах и прозе. Более 300 песен на стихи написано композиторами из России, Германии, Украины, Латвии, Израиля, США. Несколько рассказов опубликовано в периодической печати Израиля. Член Усинского ЛитО "Северная лира". Неоднократный участник Сыктывкарского поэтического марафона. В сентябре 2014 года в Кирове вышел в свет первый сборник стихотворений Евгении Аркушиной "Остров"
Она ходила в твои леса…
Она ходила в твои леса,
Она стреляла твоей стрелой,
И так светились ее глаза,
Зелёно-синие, со смолой,
Она умела хранить очаг,
Она умела молчать, смеясь,
Тебе осталось лишь сделать шаг,
Чтоб никогда твой очаг не гас,
А ты ходил по своим лесам
И проплывал по своей реке,
Пусть удивляясь ее глазам,
Напоминавшим янтарь в песке,
В которых вдруг пробегала синь
Иль зелень листьев, или волна,
Но заслонялся ты тьмой причин,
Чтоб лишь твоей была тишина…
И ты однажды ушел в леса,
И дома стрелы свои забыл…
Конечно, верится в чудеса,
Конечно, верится, что есть сил…
Но почему-то погас очаг
И скрылось солнце на дне реки…
Янтарный камень упал, как шаг,
Как опоздавший шаг, из руки…
Безымянное озеро
Обнаженного озера тонкая гладь
Расплескалась в ночи, отражая мгновенья,
Сквозь окошко вагона хочу угадать,
Что за имя ему сохранят поколенья?...
Может, Озеро Веры волнует в ночи,
Переживши в столетьях дожди и ненастья,
Вдоль железной дороги призывно молчит
Или Озеро Слез, или Озеро Счастья?..
Нет, стоп-кран не сорвать мне на полном ходу,
Да простит машинист мне минутную слабость,
В это Озеро Встреч я уже не войду,
Не дано мне познать это Озеро Радость…
В легких стрелках осоки шумят камыши,
Им в озерном плену и легко, и беспечно…
Ах, родимые наши Озера Души…
Безымянные, плещутся в памяти вечно…
Июньский Ливерпуль
Июньский ветер за окном
Сквозит мелодией случайной,
И очень ясно на душе
От этих летних сквозняков,
Пусть согревают, как вином,
Но и свои привносят тайны,
Как будто песня о «Мишель»
Непониманием стихов…
Ах, мой далёкий Ливерпуль,
Ты навсегда остался юным,
И даже школьный выпускной
«Запараллелен» где-то там,
Уже вот-вот придёт июль,
Но лишь в июне тронут струны
Мечты, оставшейся со мной,
Той, что уже не по летам…
Я говорю: пусть будет так,
Они тогда об этом спели,
И это могут подтвердить
Пустые школьные дворы:
Узнай один незримый знак
В июньской липовой метели,
Когда сплелись в живую нить
Все параллельные миры…
Опять поют с пластинки Битлз,
Опять июньским будет небо,
И будет новый выпускной,
И будет летней сказки хмель…
Июнь сквозит из-за кулис,
Он так суфлирует волшебно,
Конечно же, всему виной
Простая песня о «Мишель»…
О настоящей…
Она, конечно, была живой,
Одной-единственной во вселенной,
И очищающе дождевой,
Ошеломляюще
Несравненной,
Неразделённой, что есть, то есть,
Хотя, быть может, возникли б токи,
Она была, как беглянка, здесь,
Но на минутку:
Присесть с дороги…
Её запрятать хватило б сил,
Укрыть собой, и пиши - пропало!..
Шестое чувство - умерить пыл
Уговорило…
Как отшептало…
Пустые проводы за крыльцом,
А за воротами дождик кроткий,
И что-то стало с ее лицом,
И что-то стало
С её походкой…
И снова солнце над головой,
И бездорожье под луч палящий…
Она мгновенье была живой,
Пусть безответной,
Но настоящей…
Парма
(Усинской Парме посвящается)
У болотных лесов есть названье своё,
Пусть известно оно и в Италии южной,
Парма – ты и сознание, и бытиё,
Ты и позднее лето, и ранняя стужа…
У болотной тропы есть виденье своё,
И похожие кочки, и дебри камышин,
Но морошковый дух – как само забытье -
В итальянской провинции вряд ли услышишь,
У болотных цветов откровенья свои,
Как сиреневый цвет у поры иван-чая,
Как в Италии южной, поют соловьи,
И зовут берега заблудившихся чаек…
У болотистых рек есть теченья свои,
Пусть снега столь чужды и неведомы югу,
Но название это - одно на двоих,
В нём и шелест травы, и земная порука…
Прим. автора:
Парма – город в Италии на одноименной речке;
Парма – темнохвойный лес в Республике Коми;
Парма – посёлок на реке Уса, правом притоке реки Печора, в районе города Усинска Республики Коми.
Сотканное
Опять на зов ты прилетел,
Мой ангел, сотканный из света,
Но пролегла меж наших тел
Одна безумная планета,
Которой раньше ты бродил,
Водя по глобусу указкой…
Мой милый ангел, доведи
Всё до логической развязки…
А я на ней еще живу,
Планету домом почитаю,
К тебе во сне, как наяву,
С её поверхности взлетаю,
Чтоб ты успел меня обнять
Своими сильными крылами…
Планета крутится опять,
Как наваждение, меж нами…
Но очень скоро будет день,
Который станет откровеньем,
И я устану от идей,
А ты устанешь от свеченья,
И нас захочет удивить
Планета, вырвавшись из круга,
Чтоб нас с тобой соединить…
И мы найдём с тобой друг друга…
Она ждала любимого с войны…
...Она ждала любимого с войны,
Под вечер за околицу ходила,
А ночью просыпалась от вины,
Что мало щей сегодня наварила,
Что их не хватит, коли он придет,
Голодный ведь, уставший…
И с рассветом
Она спускалась на озерный лёд,
Из полыньи достать водички светлой…
И долго чугунок шипел в печи,
И щей дурман был сладкий, довоенный…
Потом гадала в пламени свечи,
Единственной подруги неизменной…
А годы шли, сад цвел и отцветал,
Соседские дворы играли свадьбы,
А он, любимый, к дому все шагал,
Вот-вот пройдёт у брошенной усадьбы,
Откуда и огни уже видны,
Верст десять до родимого крылечка…
Она ждала любимого с войны…
Остыли щи, пора их ставить в печку…
Тебя ревную к дальним поездам…
Тебя ревную к дальним поездам,
Что очень долго следуют обратно,
Они бегут по рельсам, по годам,
В них Новый год встречать невероятно!
Хотя и в это верится почти,
Расписаны пути без перерыва,
И проводник, как Дед Мороз, учтив,
И проводница – внучка – так игрива,
И где-то там, в летящей колее,
Звенят стаканы ложечками странно,
Как будто и они навеселе
Наш Новый год встречают неустанно,
А ты глядишь в замерзшее окно
На полустанки, города и веси,
Железное дороги полотно
Задумчивой подобно поэтессе,
Которая, зажав перо в руке,
Легко рисует строчки, будто шпалы,
Но есть финал стремительной строке,
Он – в очертаньях нашего вокзала!
Наш Новый год бежит по проводам,
Тебя поздравить с ним мне так приятно,
Тебя ревную к дальним поездам,
Но и они последуют обратно…
Одной рождественскою ночью
Он напророчил ей метель
Одной рождественскою ночью:
Была тепла ее постель,
А небо в звездных многоточьях
Влекло в серебряную даль
И в волшебство круженья снега…
И пусть с ней спорила печаль, -
Метель подобна оберегу…
Он напророчил ей себя
Одной рождественскою ночью,
Но свечи, каплями скорбя,
Ей всё твердили, между прочим,
Что постоянства не найти,
Не всё подвластно человеку…
Прости, любовь моя, прости…
Печаль подобна оберегу…
Он напророчил ей мечту
Одной рождественскою ночью,
Она ловила налету
Слова, читая между строчек,
Она так верила ему,
Метели, Рождеству и снегу…
Свеча – виновницей всему…
Свеча подобна оберегу…
Он напророчил ей любовь
Одной рождественскою ночью:
Сказал он: «Мне не прекословь,
Пусть даже искренне захочешь
Всё перемять, перекроить,
Предаться дальнему забегу,
Крепка рождественская нить…»
Любовь подобна оберегу…
Сказка для короля
...Что-то мучает Вас, скажите мне,
Были прежде Вы веселей,
Не смотрите так нерешительно,
Это стыдно для королей…
Да, конечно, для откровенности
Есть у Вас череда пажей,
И один Вас спасёт от лености,
А другой спасёт от ножей,
Есть еще красота придворная –
Фаворитки, ах, мон ами…
Есть еще и жена покорная,
Королева – перед людьми…
Пусть останусь для Вас загадкою,
Вам мне голову не срубить,
Вам со мною, хотя б украдкою,
Просто нужно поговорить…
Что-то мучает Вас, примите же
Мою руку, я Вам велю…
Понимаю, что удивительно,
Ведь велю самому королю…
Успокою Вам душу ласкою
И распутаю все вензеля…
Стану Вашей вечерней сказкою…
Стану сказкою короля…
Потрясения осени…
К потрясениям осени,
То дождливым, то солнечным,
Всё, конечно, относится,
Но частично, осколочно,
Будто проблески в памяти -
Блики в ветках березовых,
Вы меня не узнаете.
Не в очках я, не в розовых.
Были осени ранними,
Станут осени поздними,
Пусть останутся ранами
Блики в ветках березовых,
Пусть останутся тайнами
Листопады вчерашние,
Лишь они не случайные,
Лишь они настоящие,
Но листвою - вопросами
Вы меня не забросите…
К потрясениям осени
Вы уже не относитесь.
По апогею
А подушка пахнет ею…
Нет ее, давно ушла,
Далеко, по апогею,
Точкой где-то замерла,
Где не мчится поезд скорый,
Не ведет куда стезя,
Где в космических просторах
Разглядеть ее нельзя,
Где совсем другие игры,
Нет скамейки запасных,
Где в предутренней палитре
Место есть для дум иных,
Где не слышен запах лета
И не «ловит» интернет,
И куда, по всем приметам,
Не достать совсем билет,
Может, ловкий кто сумеет…
Снова сумерки без снов,
А подушка пахнет ею…
Хорошо, моя любовь…
Наоборот
Он мог погибнуть от тоски,
Он мог растаять от сомнений,
Он мог додумать про себя
Душевной гибели исход,
Но только взмах ее руки –
Короткий миг ее велений,
Как будто крошка голубям –
Кружилась жизнь наоборот…
Он мог умчаться в небеса,
Он мог сойти на дно колодца,
Он мог в минуту просчитать
Своё столетие вперёд,
Но только блеск в ее глазах –
Как ослепляющее солнце,
Чтобы в лучах его взлетать –
Кружилась жизнь наоборот…
Он мог запрятаться в тиши,
Не замечать летящих далей,
Он мог довериться часам:
Всему на свете свой черёд,
Но лишь призыв ее души –
На островок ее печали,
Сквозь океаны и леса –
Кружилась жизнь наоборот…
В каморке
... Она вбежала, переждать
Случайный дождь, в его каморку,
И начала, сметая шторки,
Все окна настежь открывать…
А он смотрел и понимал:
Она сама – как этот дождик,
Цветной, грибной и осторожный,
Что так прекрасен, и так мал…
А он смотрел, и видел стать
Её стремительных движений,
Каморку покидали тени,
Что так мешали рисовать…
А он смотрел, и на мольберт
Безудержно летели краски,
Чтоб ей входилось без опаски
В его распахнутую дверь,
Пусть будет дождик проливной,
Пусть будут солнце или ветер,
Ведь ей, единственной на свете,
Он доверял, лишь ей одной…
И как же счастлив он теперь,
Всесилен в линиях и в цвете…
Волнуясь, даже не заметил,
Что нет ее, закрыта дверь…
Серебряный туман
Он, не касаясь тонких рук,
Так нервно сжатых на коленях,
Её расслышал сердца стук,
Неровное сердцебиенье,
Еще увидел свет в глазах,
Печально карих, с позолотой,
Но ничего ей не сказал
И растерялся отчего-то,
Он ничего ей не сказал,
Потом, сбегая по ступеням,
Долой, под неба образа,
Всё видел руки на коленях,
Где тонко сотканная ткань
Напоминала краски моря…
Вставал серебряный туман,
Его растерянности вторя,
Вставал серебряный туман,
Его внося в свою картину,
Там был погубленный роман,
Рисованный наполовину,
Там были руки, моря плен,
И счастья нового богатство,
И было бегство от колен…
Но почему? Не разобраться…
Лидия Николаевна Коскова-Патракова – фотограф-любитель. Жительница Колвы уже давно неразлучна с фотоаппаратом и является автором многих уникальных снимков.
В основном в объективе её фотоаппарата – пейзажи. Часто в кадр попадают пернатые обитатели Севера. В каждом снимке Лидии Николаевны – любовь к родному краю, особое отношение к тем местам, где она выросла и живёт.
Наталья Вениаминовна Стикина литературной деятельностью занимается с 1990 года. Основные направления её творчества – лирическая и восточная поэзия.
Н.В. Стикина – автор стихотворных сборников: «Осенние сны» (Вельск, 2009); «Рисунки песка» (Москва, 2011); «Прогулка в белую ночь» (Сыктывкар, 2012).
Наталья Стикина активно участвует в творческой жизни Усинска и Республики Коми. С 2007 года участница Усинского городского литературного объединения «Северная лира», с 2012 г. заместитель председателя ЛИТО. Лауреат международного литературного конкурса «Серебряный стрелец-2011» (Лос-Анджелес), Лауреат Коми республиканского конкурса «Сретенские встречи». Победитель городского конкурса православного искусства «Пасха красная». Многие стихотворения Н. Стикиной переведены на английский, немецкий, армянский, венгерский языки.
ЧТО РАССКАЗАТЬ МЕЖДУ ПРОЧИМ...
Что рассказать «между прочим» тебе, умолчав
снова о главном, теряясь в словах, будто в соснах.
Ты не задашь мне вопрос, только дым папиросный
будет вокруг тебя строить свой мутный причал.
Книжные полки собрали годичную пыль,
(с прошлой уборки прошло лишь мгновенье, не боле).
Всё хорошо. Только стало чуть больше паролей
и меньше памяти, чтобы запомнить... Пустырь,
тот, что за домом, всё мнит себя братом луны,
каждую осень ровняя дождями свой череп...
Музы, как рыбы, всё реже приходят на нерест,
чтоб отложить строчки в гнёзда твоей седины.
Что рассказать, если «между» и «прочим» – тоска?
Сочность картинок скрывает за патиной время.
В старом шкафу только моль, да коробки кольдкрема...
Что рассказать, если в главном нет счастья. Пока.
ОСТАТКИ ЛЕТА
Ты, верно, помнишь маленькую птицу,
которая умела петь о небе?
Остатки лета заперты в темницу
меж слипшихся страничек. Крошки хлеба
в кормушке. Пусто в доме и в округе…
Цветы и перья с полинявшей шляпки,
Без жалости сорву рукой в перчатке.
Ну, вот и всё. Свершилось. И по кругу
над спящим садом ветер дым гоняет.
Кружится старый ворон. Осень – щепкой
всё ниже… Ниже тучи над беседкой,
в которой чьи-то тени доживают.
А ты, такой нелепый в красной кепке,
читаешь мне Рембо…Зачем? Кто знает…
В МЕТРО
«Осторожно, двери закрываются!»
и двери закрываются
осторожно,
так,
чтобы не задеть спины:
сгорбленные, чуть сутулые, чуть прямые.
прямо уходящих homo,
на пути к эскалатору
превращающихся в пингвинов,
переминающихся с ноги на ногу
у подножия лестницы,
медленно ползущей
к воздуху.
ВЕТЕР СЛОВА
ветер
слова
вот и всё
краткое содержание
моей жизни
ПАСХАЛЬНОЕ
Квадратик форточки, что щёлочка зимой
В огромный мир, приют для нас, для грешных.
И этот мир всегда живёт одной
На веру уповающей надеждой:
На воскресение из мёртвых в сонм живых
Того, кто принял смерть, забыв о страхе
За всех за нас: за старых и младых,
За голых и родившихся в рубахе…
За человеков…
Так, в огне свечи
Рождается нечаянное слово
Молитвы.
Скоро Пасха. Куличи
Все понесут к священному престолу
А с колокольни будет рваться в высь
Пасхальный звон.
И вот тогда открою
Все окна настежь, чтобы впиться в жизнь
Руками, взглядом, веруя душою!..
И может быть, приблизившись к Нему,
Пускай на миг, но с целым миром, вместе
Очистившись, изгнав из сердца тьму,
Тихонько прошептать: «Христос Воскресе»…
БУНТУЮТ РЕКИ...
Бунтуют реки!..
Ночью тишина
разорвана стихией водной в клочья.
Видения потопа... Кто пророчил?
Кто знал, что будет так, и что струна
терпения природы вдруг порвётся,
и будут реки править города?!
Вода, вода, кругом одна вода...
И каждый город ей в поклоне гнётся.
ЛУННОЕ
Уже давно прикормлена Луна
остатками январского зефира.
И ест с руки, хотя не голодна:
(всё меньше для рассветного порфира!)
Нам есть о чём посплетничать сейчас,
Ломая лёд невысказанной правды:
Что нет «друзей на жизнь» – «друзья на час».
Так получилось.
Нитью Ариадны
не вытащить блуждающую тень
из лабиринта лживых отражений.
Да Бог бы с ней! На тень найдётся день,
стирающий минуты откровений.
Доешь, Луна, холодный свой десерт,
И уходи, как прежде по ступеням
Замёрзших веток, свой оставив след
Зефирных крошек на моих коленях.
КАЖДУЮ НОЧЬ…
каждую ночь
над твоей головою я
раскрываю разноцветный зонтик,
(потому что ещё верю в сказки).
и каждое утро,
как ребёнок, ты удивляешься снам
ярким, детским:
с машинками, солдатиками, оловянной конницей…
потому что только любя,
можно без боли отдавать сны тебе,
а себя – бессоннице.
УСНИ ПТИЦЕЛОВ...
усни птицелов. только сны о пернатых вернут
в забытое детство, где небо пронзительно-сине.
где облачной сказке в часах не хватает минут,
чтоб быть для тебя, чуть подольше, беспечно-наивной.
где детские страхи, как сплетни с сорочьих хвостов
давно разлетелись от пыжиков старой щелкушки*.
где просятся в петли силков строки новых стихов,
а ты наполняешь для них честным словом кормушки.
пусть сказка исчезнет под утренний щебет и крик…
в изношенном сердце, что бьётся под ветхой рубахой,
останутся сны о весне, где глубокий старик
опять приручает к рукам свою первую птаху.
---
*Щелкушка – пушка из пёрышка для стрельбы репяными пыжами.
ПОД ШКУРКАМИ ЛИСИЦ
Ты видишь в небо падающих птиц,
я – облака, спешащие за ними....
И кажутся какими-то пустыми
рисунки сонника. А вырванных страниц
становится всё больше с каждым днём.
Они бледнеют, запахи теряют...
Но перьевые росчерки по краю
их календарности ещё дают объём.
Холодная и смятая постель –
как утреннее чтение на завтрак,
плюс томик «Тошноты» от Жана Сартра –
хорошее лекарство от потерь.
А всё к чему? Чтоб вырваться из снов,
(постылая привычка оживленья)
В предсердие кольнёт иглой сомненье
Вливаясь с кровью: надо ли так?
Но…
...Я вижу в небо падающих птиц,
ты – облака, спешащие за ними…
И манит к дому запах мандаринов
Нас, ангелов под шкурками лисиц.
Эту усинку знают многие. Но не в той ипостаси, в которой мы хотим сегодня представить. Ольга Безденежных много лет руководила отделом здравоохранения и социальной защиты населения администрации города. В последние годы трудится в Усинской ЦРБ. Чаще всего к ней люди обращаются за помощью, и она – деловая, официальная, но тем не менее понимающая и сочуствующая, всегда старается помочь нуждающимся. Но немногие знают, что Ольга Викторовна не только профессионал своего дела, но и талантливый литератор. Она умеет не просто писать, а писать интересно, неожиданно, захватывающе. Ольга Викторовна признаётся: "У меня табу в прозе и поэзии: "Только не о себе". Тем не менее, читая её произведения, многие не просто верят каждому слову автора, но и воспринимают написанное усинской поэтессой на свой счёт. Писать о том, что с тобой не происходило, так, чтобы все поверили, что это было на самом деле - для этого нужен большой талант. И он у Ольги Безденежных безусловно есть.
Представляем некоторые произведения члена городского литературного объединения «Северная лира» Ольги Безденежных.
Были гости
Мы на кухне с тётей Машей
шесть часов упорно пашем –
Плов, котлеты, заливное,
что-то в чашечках грибное.
Протираем, мелко режем,
трём и пробуем на свежесть.
Дверь закрыта, пот на лицах,
в миску маслице струится.
Наконец, штришок последний,
тут звонок звучит в передней,
Надеваю маску «Счастье»,
открываю. Гости, здрасьте!
Шум, толпа, к столу движенье,
рюмка, возглас: «Объеденье!»
Снова рюмка, песни, пляски,
торт фруктовый под завязку.
Посошок и возвращенье,
до утра гостей вращенье
С мандарином, с виноградом.
За Шампанским сбегать надо.
Все довольны, сыты-пьяны,
не было лишь с неба манны.
Поцелуи на прощанье,
вновь быть гостем обещанья.
Дверь закрыла, прошептала:
«Всё! Свобода!» И упала.
Про дачу
Мне муж сказал: «Мы покупаем дачу,
И возражений я не потерплю!»
А то, что как рабыня я ишачу,
И что в земле копаться не люблю
Ему плевать! Была я непреклонна,
Но ничего добиться не смогла.
Купили дачу с баней, и с балконом.
Свекровь её фазендой назвала.
Перебирая тряпочки от Гуччи,
И радикюльчик гладя дорогой,
Им говорила, что повешусь лучше,
Но я на эту дачу – ни ногой.
Свекровь и муж по выходным упрямо
Грузили в джип корзины и мешки,
А я изображая скорбь и драму,
Перебирала бусы, гребешки.
Однажды всё же я дала слабинку,
И согласилась дачу посетить,
Надев шифона лёгкую косынку,
Костюм Шанель и с жемчугами нить.
И плюхнувшись на заднее сиденье,
Закрыв глаза, поехала туда.
Я верила, что это приключенье.
Не повторится больше никогда. …
Прошло пять лет, как я живу на даче.
Тут свежий воздух, чистая вода,
Вчера ремонт был в кухне летней начат,
Электрики меняли провода.
Ещё бы пол сменить на летней кухне,
Линолеум цвет беж туда пойдёт.
И заменить скамейку надо.
Рухлядь Никто сейчас на дачу не везёт.
Я в сарафане ситцевом полола
Свою фазенду, с чувством, не спеша,
Готовила бочонок для засола,
И наварила котелок борща.
А муж, приехав вечером с работы
Сказал, что в день рожденья мой готов
Созвать гостей и заказать в субботу
Шестнадцать дюжин розовых цветов.
Он вопрошал: «Какой тебе подарок
Купить, родная? Брюлики? Духи?»
Мой взгляд был твёрд, а поцелуйчик жарок:
«Линолеум пожалуйста купи».
Девочка или мальчик?
Это случилось году примерно в 2005. Встречаю знакомую, которая собралась ехать в роддом, так как роды на подходе. На следующий день утром отправляю смс-ку родственнице, которая работает в больнице: «Узнай, родила ли Маша Иванова?» От родственницы долго нет ответа: мобильник у неё появился недавно, она очень долго пишет сообщения, поэтому я терпеливо жду. Минут через 10 приходит ответ буквально следующего содержания: «41 2 79». Я понимаю, что 41 – рост младенца, а 2 79 – это вес. Пишу снова: «А мальчик или девочка?» Опять жду, и просто падаю от смеха, прочитав ответ «Это телефон роддома».
Самолёт и дедушка
Лечу из отпуска, в Сыктывкаре пересадка. Самолёт полон, через проход от меня сидит не молодой мужчина, уже явно «под градусом». Перед взлётом стюард предлагает конфеты. Доходит очередь и до мужчины, на которого я обратила внимание. Тот спрашивает у стюарда: «А пакеты-то есть?» Стюард вежливо протягивает пакет для тех, кого тошнит в самолёте. Мужчина радостно шуршит пакетом, тянет руку к подносу: «Я туда конфет насыплю!»
Не смешно?
Для начала истории надо бы отметить, что в то время, которое описано в этом случае, было мне лет примерно сорок. Летом Усинская погода переменчива: вчера стояла жара, но за ночь сильно похолодало. Утром торопилась, на термометр не посмотрела, надела приготовленный с вечера белый пиджак с коротким рукавом, прыгнула к мужу в машину и через пять минут была на работе. В обед решила сходить в магазин, и мгновенно замёрзла, к тому же увидела, что все вокруг в плащах и куртках. Бегу из магазина, дрожа от холода, навстречу мужчина, и вежливо так, с усмешкой задаёт вопрос: «Девушка, Вы что, дома не ночевали?» Вечером на кухне пересказываю дочке эту историю, она внимательно слушает, не более того. Я спрашиваю: «Не смешно, да?» Она поднимает глаза и поясняет: «Просто я не поняла». Уточняю: «Что не поняла?» Дочка: «А девушка-то кто?»
Про аиста
Внук знакомой учился тогда в первом классе. Вернувшись из школы заявил: «Бабушка, я хочу научиться вышивать». Бабуля растрогалась, достала из шкафа салфеточку с вышитым аистом и пояснила внуку, что это первая вышивка его мамы, и добавила: «Можешь вышить что-нибудь рядом с аистом, я буду хранить». Мальчик принёс мулине, зажёг настольную лампу, рядом с которой устроился с пяльцами. Через некоторое время бабушка заглянула ему через плечо и увидела на салфетке непонятный длинный коричневый предмет. «Что ж ты вышиваешь-то?» – спросила она заинтересованно. Внук на секунду оторвался от работы и солидно пояснил: «Ружьё, бабушка, я вышиваю». Чуть позже краем глаза бабуля отметила, что ружьё сильно удлинилось в сторону аиста и стало каким-то кривым. В конце концов внук разочарованно выдал мысли вслух: «Нет, так аиста не убьёшь...»
«Усинск-Новости». 20.03.14
Лилия Петровна Смирнова, жительница деревни Новикбож, – литератор со стажем. Она является автором многих произведений, которые отличаются своеобразием поэтической манеры, интересной тематикой, своим взглядом на разного рода жизненные явления. С одной стороны, они являются очень личными, эмоционально передающими пережитое автором. С другой стороны, стихи – общественные: о современном обществе, нравах.
Особенно интересны стихи, касающиеся жизни современной коми деревни. Через них проходят то светлые, то печальные раздумья о судьбе сельчан, в них отражены размышления о тех переменах, которые произошли в жизни села на глазах автора. Значительное место в рукописи принадлежит стихам на темы нравственно-этические.
Ценно умение Лилии Петровны строить свои стихи, свои размышления в форме доверительного разговора с читателем.
***
…Хотела я
Полезным сделать бытие,
Конечно же, своё, а не чужое.
Всяк склонен думать обо мне,
Что я к трудам уже не склонна.
Да, возраст.
Я – пенсионер.
Расслабилась слегка…
Но это возраст!
Время перемен!
Как в 18-ть, в 30-ть.
А мне ведь 60!
Задумаешься поневоле – что и как,
К чему ещё приложить свой костяк,
К чему склониться в доброй воле,
Чем жизнь продлить и как…
Давно в полёте я,
Давно на воле,
То бишь, на вольных тех хлебах,
Когда могу, сознанью вторя,
Куражиться, гримасы строить,
Когда живое вижу лишь в стихах,
Поэтому пишу, в душе лишь споря,
И планов никаких не строю.
Ну а полезность…
Раз уж здесь
И по земле хожу здорова,
Великий суд вершить не мне!
Пребуду я коровой!...
P.S. Не плохо, вроде,
Получилось в прошлом годе
И в прежней жизни «до – диез»…
Что год грядущий мне готовит?
Оставит ли в душе свой след?..
***
Два ордена Славы...
Не случай слепой –
Отмечена жизнь ветерана
Глубоким поклоном и ратной слезой
За подвиг военный, за славу!
Их мало осталось – героев войны,
Полжизни и больше отдавших
За радость побед,
За сиянье весны,
За воздух свободы над нами.
И вы, молодые, увидеть должны
Защитника долга и чести,
Почувствовать духом
Как силы Земли
Рукою ласкают седины.
А руку свою поднять, чтобы честь
Солдатам отдать Победы,
А не за тем, чтоб сорвать и продать
Полжизни, а может, и больше...
Там
Есть наказанье, подобным тебе;
Однажды оно не преминет
Явиться мечом, огнём на клинке
К тебе – ты его не отринешь.
Надломишься ты до самой земли,
Огнём будешь тем уничтожен.
И только тогда спохватишься ты,
Но время уже не воротишь.
Былинкой надломится тонкий твой стан,
Душа обольётся слезами,
А мир, что так долго терпел и молчал,,
Глаза отведёт – не восстанешь...
***
…За окнами моими дом сгорел –
Ушёл, как будто не бывало,
Ушёл, как человек – средь мирных дел,
Ведь не в сраженьях, не в боях…
А сколько солнца в нём сияло!
4-го. В день Пасхи.
Боже мой! Какое святотатство!
За что отняли этот храм,
Что для семьи построен был навечно?
Цветы в горшках на окнах,
Детский гам
И разворот хозяйских дел, –
Всё без конца и без начала
Текло в тот дом
Десять долгих лет.
А оказалось мало. Мало!
Чтобы расцветить жизнь,
Живущих в нём, уютом и покоем.
О сколько слёз, упавших в снег,
Свидетелей, явивших все печали.
Сам снег, подтаявши, заплакал и просел
С капелью вслед на пепелище этом.
Сгорел. И словно сон растаял.
И не вернёшь, таков удел, тот дом.
Имеем – не храним.
А потерявши плачем
Вдогонку всех несбывшихся надежд.
Беда, а с нею безысходность рядом.
Ну а виной тому?
Наш сумасшедший век…
***
…Когда-то 100 рублей
Нам недоступны были,
Тянулись мы за каждым пятаком.
Теперь 10-кой сотня обернулась
И далеко не праздничным столом.
И 1000 уже не греет душу.
Внушительно шуршит лишь 1000000:
Он – гранд!
Он – эталон!
Хозяин – он!
И только 1000000 нам интересен…
Так жизнь течёт –
Всё изменяет,
Её оплачиваем мы рублём,
А нет его – мы плачем, плачем, плачем;
И жизнь течёт рекою слёз…
***
…Жизнь на Земле не должна быть вопросом,
Смысла её не надо искать,
Он от рожденья в сознанье заложен –
Нужно его распознать,
Нужно ковать в себе силу и волю,
Знанья копить лучше и впрок
И не хулить свою горькую долю,
А заглянуть ей в лицо:
Всё, что мешает – отбросить небрежно,
Снова начать, не боясь,
Стать незлобливым, добрым, усердным
И за поступки свои отвечать…
***
…И дом построила.
Его ж воспела.
И жизнь достойно,
Мне казалось, прожила.
Я сыновей родила,
Песнь пропела
И Родину любила как могла;
В душе своей тот сад взрастила
Печали нежной,
Трогательных дум
И собрала плоды
Святой надежды,
Скорбных мыслей
И счастья Бытия цветы…
***
...Сад для детей – так назван этот дом,
Где процветает наше детство,
Где жизнь лишь ангельским крылом
Венчает бытия наследство,
Где радость водит хоровод,
Где все цветы лучатся разом,–
Здесь, в этом доме свет живёт,
Надежды светлые и детские проказы.
В садах растут любви цветы–
Мы холим их и нежим,
Мы ждём от них не только красоты,
Ведь каждый цвет
Несёт стремленье к воле.
Высокий смысл:
Все начинается из сада,
С простых и повседневных дел;
И если знаешь наперёд что надо,
Не так уж тягостен удел.
Лишь сад земной украсит Землю,
Лишь прелесть всех цветов живых
Нам души наполняет вдохновеньем
И лечит язву человеческой вражды.
Мы взращиваем здесь
Плоды грядущей жизни,
Судьбу космическую всех землян,
Тот коллектив,
В котором мы сильней и чище
С названием возвышенным «СЕМЬЯ»!..
***
...Отныне суету гоню с порога,
Соседей россказни глушу, –
Поэта славлю и Природу,
Души отчаянье храню.
(Одно избавит от другого.)
И мне мила моя стезя:
Она спасает. И другого
Не мыслю блага для себя;
Из Слова, вечного, живого,
Кую основы бытия
И не ищу я счастия другого,
На склоне лет своих скорбя.
Художник может написать картину,
В деталях образ обнажив.
Танцор ногами выпишет
Вам страсть и силу
В стремленье вас опередить.
И музыкант,
Затронув струны все живые,
Неясное разбудит торжество,
Мир рассечёт,
До облака поднимет
И мысль в неведомое унесёт.
Учёный тайны мирозданья
Откроет с помощью светил.
Врач исцелит
И на ноги поставит,
Измученную плоть и дух ваш укрепит...
И всё ж:
Любимое дитя Создателя – Поэт,
Оружие его – святое Слово!
Он – врачеватель и мудрец,
Он – Судия;
Он музыкою слово управляет,
А страждущему лечит дух и плоть,
И мысль учёного опережает,
Судьбы сказитель и оплот.
Он Фауст.
Он же – Мефистофель.
Он Будущее замыкает на себе...
Ты обернись к нему лицом, проникнись,
Не в рифму верь,
А в прелести стихов.
И если музыкою сфер сияет Солнце,
То Солнце на Земле – Поэт!..
***
Не слушать надо бы поэтов,
А читать!
Не слышать – видеть прелесть слова, –
Все переливы, эдакую страсть, –
Сначала видеть,
А потом уж слышать Слово.
В потоке речи, в голосе, в глазах,
Среди подъёмов, спадов, пауз,
Не слышно прелести всех слов,
Не слышно легких граней;
Звучание переплетённых фраз
Смыкает вам сознанье –
Не в силах вырваться, оно
Теряет силу власти.
Но если видеть, вновь и вновь
Ты к слову можешь возвратиться,
Познать секрет звучания его
И гранью смысла насладиться.
Читай!
И возвращайся вновь
К общенью с многогранным Словом.
Поверишь ты в глубокий смысл его,
Когда постигнешь виденья основы.
Пускай глаза, врата души твоей,
Так жаждущей познанья,
Дополнят, одухотворят поэта стих,
Его столь робкое признанье,
И фразы в крылья облекут,
Прозрачным воздухом наполнят.
И лишь тогда потомков дух
О счастье бытия тебе напомнит...
ЗЕМЛЯ МОЯ…
(22 апреля – День земли)
«Дух ходатайствует за нас дыханием неизреченным». (К.Ф. Жаков)
…Жил – был царь. И было у него три сына. Пришла пора подумать царю-отцу о том, на кого оставить своё царство-государство. Призвал он сыновей своих и говорит: «А ну-ка, сыновья родимые, покажите свою стать да удаль. Вот вам по стреле. Выходите во широкое поле, натяните луки свои тугие и направьте стрелы их в ту сторонушку, что подскажет вам сердце ретивое. Где упадёт стрела ваша, там и счастье искать вам своё».
Вышли братья во широко поле, вложили стрелы свои и отпустили их куда глаза указали. А сами пошли следом искать тот край, что станет для них домом родным, туда, где счастье им заповедано…
…Так начиналась русская народная сказка о том, как отыскали своё счастье братья-царевичи. А состояло оно из надела земли, красивого, прочного, на века – терема, хозяйки-красавицы да рукодельницы, деточек любимых да люда работящего. А ещё – стороны неописуемой, что ни в сказке сказать, ни пером описать…
И ведь жили, как говорится в той сказке, долго и счастливо, в любви и достатке. И с высоты нынешних времён думается, да и верить хочется, что было оно, счастье это, данное матерью-природой за труды великие достатком Её, волею, что правит всем миром и до наших дней: неизбывная воля законов природы!
А что до всеобщего счастья, так оно складывается по частям \с-часть-е\, как в мозаике, – каждому по заслугам, своего цвета и размера, во всеобщую картину, способную поразить законченностью, образностью, гармонией, такой, что петь хочется, крылья за спиной – ветер в парусах…
Земля морошковых полей,
Морей плакучей ивы,
Прими душевный отклик мой
На зов и гомон журавлиный,
На гордое сиянье под луной
Твоих огней несчётной славы,
И всплеск сияния над тундрой, голубой от звёзд,
Что в россыпях хрустальных…
...Вот в этот край, не обласканный солнышком, на границе северных морей, забросит человека судьба и приворожит на долгие годы, испытывая на крепость, выдумку, сноровку и … любовь, не короткую на скамеечке в объятиях, а любовь настоящую – к жизни, к роду человеческому. И до последнего вздоха он будет любить миг за мигом…
...уходящее лето, и луг сенокосный,
и солнечный ряд берёзок прибрежных,
цепь ивовых веток,
Сплетённых лучами в девичий наряд,
Плесканье волны, нашептавшей приветы
Кормилицей-речкой у девичьих ног,
Жужжанье пчелы,
уносящей свой взяток
В закат уходящий, согретый теплом…
Встреча с этой землёй состоялась и в моей жизни. Она была не самой первой, но самой необходимой в череде встреч, и оказалась прозорливей всех слов, мнений и пожеланий. Эта встреча стала откровением. Эта земля стала домом и родиной…
Коми земля, Вторым мне домом стала.
Я здесь любовь и юность обрела.
Она меня вновь на ноги подняла
И силу мудрости дала.
Люблю закат над речкой сизокрылый,
Люблю дыханье свежее тайги,
Твои ручьи, как нити жизни мирной,
Историю седую старины,
Покой души, покой природы скромной,
Смятенье бытия и одержимость бурь.
Желанием живу, надеждой и любовью
И верю в сны республики, земли…
Так я уверовала в слова учёного-историка В. Соловьёва о том, что Севером Русь прирастала.
Каково будущее этой земли, простому человеку трудно предугадать – он живёт днём сегодняшним. И пусть день этот пройдёт в трудах и достатке, без болезней и печалей. В этом и заключается радость каждого дня и всеобщее счастье, счастье осязания текущей жизни. А когда придёт пора…
Оставь, что сможешь, на земле,
Оставь живым, оставь надежде,
И мысли тяжкие уйдут,
И радость осветит, как прежде;
Оставь забытыми раздор,
Дурные слухи, безнадежность,
Оставь их демонам, а в путь
Возьми с собою лук и стрелы.
Одну стрелу отправь за море –
Пусть унесёт она твой страх
За Родину, за землю, за былое,
Всех сил и дум заряд отдав.
Стрела вторая пусть уносит
За горы тяжесть прежних лет,
И горные потоки смоют
Врагов всех зло,
Всех недругов навет.
Ещё одна стрела в колчане,
Заветная, для близких и родных,
Пускай она, упав лучами,
Им будущее осветит
И облегчит души страданья,
Как плуг, распашет тяжесть дум,
За лес и дол печаль отправит и,
Сея радость, исцелит…
…………..
Я преклоняю колени
К земле, что кормила меня
В ненастьях злых и метельных,
В тревогах текущего дня.
Я обретаю имя
Рядом с тобой, земля!
Только высоким слогом благословляю тебя!
…………..
На Земле много прекрасных, и просто красивых мест – уютных и таких родных. Какую роль это играет в нашей жизни? Откуда они – уют и красота? Кем и когда обозначены? И … существуют ли на самом деле, или они – только плод воображения? Но не у всех же оно одинаково. Национальность? Образованность? Чьё-то мнение? Что управляет нашим восприятием? Кто дарует восторг и богатые эпитеты языку нашему и восторг глазам? Только от душевной наполненности и отзывчивости зависит способность человека воспринимать явления природы как ЯВЛЕНИЕ КРАСОТЫ – трепета душевного, радости созерцания и долгой благодарной памяти за этот дар.
Деревня Новикбож – место, куда забросила меня судьба тридцать лет назад. Стоит деревня на берегу речного рукава величественной северной реки Печоры, на холмах и взгорках, перемежаемых ручьями, озёрами и болотными заводями. Летом среди заросшего ивняком пространства вырисовываются перелески высоких елей и сосен, местами обширные; вдоль дорог – густые заросли тонкой белоствольной берёзы. Вместе они скрывают контуры рельефа, поглощая все подробности его. Но зато осенью, – особенно золотой! – королева природа обнажает неописуемую прелесть края в мельчайших подробностях, в щедрой позолоте солнечного убранства вперемежку с радужной гаммой всех цветов и оттенков.
Полыхнула осень огненным крылом,
Разбросав пригоршнями искорки у ног,
И пошло сияние – белый свет поник,
Солнце в тучах спрятало божественности лик;
И зарделись алым рябины с самых ног,
Зажелтели отсветы ивовых кустов;
Зелень стала ярче – изумруд в глаза,
На брусничном поле – мхов седых слеза…
Никогда не видела, поклянусь душой,
Места изумительней средь окрестных сёл:
Словно лучик чистого, небесного огня
Долетел, неистово, окатив меня,
И который день уже брежу тем огнём,
Возвращаясь памятью в тихий уголок,
И спасаюсь радостью от виденья, вновь
Сотворяю знаменье в честь его оков.
Внешне здесь всё выглядит проблемно, как, впрочем, в любом промышленном крае, плотно населённом и бурно развивающемся. Да и не может быть иначе. Счастье-то оно складывается из ежедневных усилий мысли и тяжёлой работы рук. Вот, кажется, что нет его здесь – всеобщего счастья. А как отстранишься от суеты, окинешь всё вокруг широким взглядом и во времени, и в пространстве – душа зальётся тихой песней: вот она жизнь, во всей своей прелести и размахе, в трудах, в поту, в усилиях и противостояниях. А мера отдельному человеческому счастью? В конце пути, пройденному от аза до яза, и то – если разглядел ты, что дано увидеть, расслышал, что дано услышать, прочувствовал, если даны тебе высокие чувства человеческие… Вот и мой дом здесь…
Взглянул на мир открытыми глазами
И, позабыв превратности судьбы,
Наполнился цветами и стихами
И, видит Бог, наполнится делами,
Угодными для праведной души.
В нём место ангелу-хранителю найдётся,
Вершит здесь время свой круговорот,
Тоска, как боль сердечная, уймётся,
Судьба? – отыщет жизни новый поворот.
Мой дом и прост, и необычайно светел,
И обликом, и помыслами чист,
Стоит на косогоре лихолетий,
Глазам, ветрам и вечности открыт.
Я гимн пою святому провиденью!
И пусть лихие ветры ниц падут,
глаза презренные сомкнутся, смолкнет вечность –
Душа моя здесь обрела приют.
Я здесь нашла земное притяженье.
Придёт мой час – и в этом Доме я умру…
…Приют надежды и тепла,
Приют столь пылких вдохновений
Мой Новикбож, судьба моя:
Мой дом
И пристань новых поколений.
Отныне песнь тебе пою:
Твоим просторам, духу, свету, –
Святого края небом дорожу,
Желая счастья и успехов.
Я жизнь люблю за право быть –
За право БЫТИЯ среди святого,
Что продолжает жизни нить,
А мне дарует силу Слова!..
Эх, Зимушка-Зима!
… Своей невидимой рукой
Природа вдруг рисует образ:
Зима идёт за снежной пеленой,
Коней метельных погоняя осторожно;
Пороша миражами мчит за ней –
По чахлому сугробу вьётся,
Притихли птицы, скрылось солнце,
Тень
Легла на мир светила грозно.
Палитру красок заслонило вмиг
От осени, ушедшей тихо ночью поздней,
И куст рябины за окном поник,
Подкошенный в печаль о лете мимолётном…
… И нечего сказать в ответ…
Все силы жизни дрёмой грезят:
Зима на сердце шлёт немой привет –
Зимой укрылось трепетное ложе…
Ваш выход, матушка-Зима,
Хоть рано нынче Вы явились:
Небес то воля, им доступны чудеса
В любое время года, в самом деле.
Теперь всё будет в вашей власти –
Мои цветы, леса, поля,
Покровом зимним убелённы,
Они уснут, покуда не придёт Весна.
Прозрачность в воздухе дрожит,
Все дали взору обнаженны,
Все чувства тронуты до слёз
И окрылились горизонты.
А под ногами – бисера!
А в голове – освобожденье
От пут столь липкого дождя,
От дел таких, как наважденье.
Дела закончены и страсти улеглись,
И голова и сердце млеют
От радости избытка сил,
От виденья, Зима, твоих творений!
Так заметай на месяца
Покровом чистым лес и долы,
Все быстрой осени невзгоды
Уйдут, как с неба облака…
***
Как много счастья мы не замечаем:
Глоток воды, кусочек хлеба, сахарок,
Ромашка в поле, детский голосок,
Икона в церкви, шаг здоровых ног,
Подушка, одеяло, свет в окошке,
Свободный вдох, урчанье сытой кошки,
Свободный выдох, чистая рубаха,
Под небом пребывание без страха,
Спокойные соседи, сны цветные,
Воспоминания про годы молодые,
Родители, какие они есть;
Возможность просто встать, или присесть;
Самой косу заплесть, или расплесть…
И просто видеть, Боже, как красиво!
Не так уж сложно просто быть счастливым!
КРУЖИТСЯ МИР
Ветер осенний трогает крышу,
Я его вижу, я его слышу –
Ветер осенний трогает крышу.
В озере сомик волнами разбужен,
Он не рассержен и не простужен,
С озером вместе волнами разбужен.
Белый корабль пролетает по небу,
Шлёт фонарями кому-то приветы,
С тёмного неба ледышками света.
Люди спешат, иногда без расчёта,
Просто так надо или не просто?
Время на лбу начинает бороздку…
Кружится мир в перевёрнутом виде–
Перед глазами многие видят,
Многие слышат, многие знают:
Ветер осенний о лете мечтает.
Голубика, голубика,
Обожают тебя дико
И медведи, и олени,
Глухари без всякой лени.
По болоту ходят дружно
И поклоны бьют радушно,
Уважают голубику,
Обожают её дико.
А черника, а брусника…
Не слабей, чем голубика!
Урожайный нынче год.
Для забот от всех невзгод...
На полянке хоровод:
Красношляпик в пляс идёт,
Под кусточком – пять груздочков
Да волнушек целый взвод.
Белка с ёлки – прыг да скок
К красношляпику: дружок,
Разреши похороводить
Хоть минутку, хоть разок!
Моховик не против вроде:
Пусть рыжуха хороводит.
Под рябиновым кустом
Из иголок – целый дом!
Сто подъездов стоквартирных,
Вот так домик под кустом!
И на каждой двери даже
Пять врезных замочных скважин,
Чтоб топтыгин невзначай
Не захаживал на чай.
Но топтыжкин через крышу
Всё, что делается, слышит.
И, как водится, разбоем
Муравьишек беспокоит...
Муравей один сильней
Всех непрошенных гостей,
Но не хочет он тягаться
В силу скромности своей.
Вот поэтому медведь
Начал медленно звереть.
И порой реветь в берлоге,
Чтоб с тоски не помереть.
А всего-то надо просто
Подружиться без вопросов,
Перестать разбойничать
Да излишне скромничать...
Что за осень, вот так чудо
Урожай – ещё прибудет!
На болотах – клюква!
В огородах – брюква!
У зайчих – зайчата!
А у школ – ребята!
Ты идёшь, вдыхая воздух городской,
Слева дом, машины справа в ряд.
Асфальт-подкаблучник под лёгкой ногой
Под юбку пялится гад.
Встали машины, пищит переход,
Человечек зелёный командует – раз!..
Ты шагнула на зебру и точно вброд,
Сквозь людские потоки пульсирует джаз!
Зебра – то улица, то дорога,
Белое, чёрное – пустяк, не пустяк...
Ей бы на волю, а не под ноги,
Но не поймёт зебру лес или поле,
Значит, не нужно зебре на волю?
Может быть, в зоопарк?
Два… Человечек стал смирно красным.
Шины шуршат комфортно и классно.
Точно по нотам, сверху вниз
Солнце из окон – сотнею брызг!
Целая улица преобразилась,
Ты входишь в подъезд, а там – и не снилось:
Полновитражное великолепие,
Стены и пол – расцветка летняя!
Травою поросшие подоконники,
Перила резные – рыбки и слоники,
А до девятого этажа
Плющ поднимается неспеша.
Ты входишь в квартиру,
Но дома по-прежнему –
Что там случилось
В эпоху Брежнева?
За окнами – серое учреждение,
Такое вот северное настроение...
И только меняет суть музыка враз:
В открытые окна врывается джаз!
Синие стрекозы над рекой летают.
Синие стрекозы время понимают.
И не удивляются, и не обижаются
Осенью дождливой, когда жизнь кончается.
Осенью дождливой, от неё не спрячешься.
Синие стрекозы…
Вспомнишь, не наплачешься.
СКАЖИ ЕЙ «ДА» И ПОЗОВИ С СОБОЙ
…И всё равно прекрасное – прекрасно!
Казалось бы: простой весенний день,
Не говори ужасное – ужасно!
Всего лишь – чья-то набежала тень…
Мороз и солнце – 23-е марта,
Усинск – ни разговоров, ни чудес.
Не говори напрасное – напрасно,
Прими как мир и небеса, и лес.
Развей печаль, бровей не хмурь, не надо,
Разлей по кружкам терпкое вино,
Не говори, что не дано.
Награда
Всегда, всегда дождётся своего…
И свет, рождённый, заполошит космос
С пылающей Полярною звездой!
Не говори, что Север – это просто,
Не говори, что Север – это роскошь,
Скажи ей «да» и позови с собой!
Скажи ей «да» и забери с собой.
НЕТ БОЛЬШЕ ТОЙ ЛЮБВИ…
В последнее время очень уж неважно складывались отношения Дмитрия и Галины. Она чувствовала, что между ними происходит разрыв, но ничего не могла поделать. Прожив вместе уже не один год, она никогда бы не подумала, что такое вообще могло случиться, а если и могло, то точно не с их семьей.
…Сумасшедшей их любовь назвать было нельзя. Их чувства не били ключом, переполняя сердца, не заставляли их совершать сумасбродных поступков, свойственных молодым и пылким. Но было главное, что сразу скрепило этот союз двух сердец, – это доверительность и надёжность, впоследствии переросшие в верность друг другу. Будучи людьми спокойными по характеру, они предпочитали открытость намерений и искренность отношений. И сейчас они расставались спокойно, без истерик и буйного выяснения отношений. Но что творилось в душе каждого и что происходило в семье, об этом никто никогда бы не узнал, если бы сама героиня рассказа не поведала эту историю.
***
Первый год совместной жизни молодожёны обустраивали быт. Устанавливались обязанности, сама по себе распределилась сфера ответственности каждого. Это было и есть у всех и всегда. Одно огорчало Галину и Дмитрия – желаемая беременность никак не наступала. Пришлось обращаться к врачам. Долгие, унизительные для чувства собственного достоинства процедуры, результат которых – диагноз, потрясший обоих и молнией разбивший их семью, – бесплодие. Такой приговор вынесли специалисты, тщательно исследовав обоих. Галина оказалась неспособной к материнству.
Не сразу человек готов верить в происходящее, особенно если он не согласен, если он против такого жизненного поворота. Но и тут обошлось без истерик, понимая, что где-то всё учтено и не всё, может быть, потеряно. Главное – не опускать руки, думали оба. Дмитрий поддерживал супругу, как мог. Вместе им пришлось пройти немало путём испытаний. И вот сегодня после долгих терзающих сомнений и раздумий они едут на развод. Галина не сомневалась в честности своего мужа. Он не обманывал её, не имел отношений на стороне, уж это она знала точно. Но слово «предатель» накрепко засело в мозгу: она не ожидала, что супруг предложит расстаться. Это был второй удар, сильно подорвавший её как внутренне, так и внешне. Сначала Галина много плакала, потом хотела уйти из жизни, чувствуя себя никому не нужной, бесполезной в этом мире. Но один раз её взгляд остановился на экране включённого телевизора, где крупным планом был показан лик, написанный ещё в глубокой древности. Её поразили глаза, предельно выразительные, осмысленные и наполненные добротой и теплом, но при этом почему-то печальные.
Она не смогла сдержать слёз, но это были не те слёзы, что раньше. Они будто исходили не из глаз, а откуда-то из глубины её. Она не плакала, жалея себя. Она искала. Тогда, ничего не поняв, Галина не обратила внимания на то, откуда пришёл покой.
***
И вот наступил тот день, когда их дороги должны разойтись. Пусть они как адекватные люди и сохранили общение между собой, но перестали быть единым целым. Перестали двое быть одной плотью. Как он мог её предать? Эта мысль пульсировала в голове, ускоряла ток крови, не давала покоя. «За что он так со мной?» – нестерпимой жгучей болью вопрос резал по живому, по сердцу. Почему сейчас, когда ей тяжелее всего, когда она особенно нуждается в помощи и поддержке, когда ей нужна надёжная опора, муж так с ней поступил. Продолжая любить Дмитрия, Галина не осуждала его, не кляла, не желала ему никакого зла. Но что-то нежное к нему в ней умерло…
За окном машины шёл снег. Хлопьями он мягко ложился на промёрзшую землю, покрывая её пушистым одеялом. Взглянув на мужа, она заметила, что он нервничает не меньше её. Немалые переживания отразились и в его сердце, но… Желание иметь детей, заложенное в человеке, давало ему право на подобный поступок. И она это понимала своим умом. Но только лишь умом.
Какая-то большая и длинная машина ехала впереди них и мешала прибавить скорость. Приходилось медленно ехать за ней, что не очень радовало Дмитрия. Внутренняя волна, поднимающая возмущение в сердце, не давала принять то понимание, которое имел ум. «О-о-о-о!» – выкрикнул муж и резко нажал на тормоза. Она и понять ничего не успела, увидев лишь человека, перебегающего дорогу в этом, неприспособленном для перехода месте. Машину уже несло. Зацепив одним колесом бровку, она перевернулась. Сначала были впечатления, как на карусели, затем кубарем пошла череда кадров и всё... Свет погас. Будто кто-то выключил его на всей Земле, погасив Солнце.
***
«Где я и что произошло?» – первая мысль появилась у Галины, когда она, открыв глаза, увидела себя лежащей в стерильной белой комнате. Что-то ей подсказывало, что это больничная палата. И увидев вошедшую медсестру, она поняла, что не ошиблась.
– Доброе утро! С возвращением вас, Галина Павловна! – приветливо улыбнулась медсестра.
– Доброе, – сдавленно ответила больная, пытаясь собраться с начавшими поступать мыслями.
– Где я и что произошло? – озвучила она свои первые вопросы. – Где Дима? – вспомнила она мужа с тревогой и нежностью. Но услужливая память тут же вернула ей информацию о происходившем с ними в последнее время и то, куда и зачем они поехали в тот день.
– М-м-м-м, – снова невольно защемило сердце. Нежность к мужу как-то сама собой растворилась, скрылась из сердца, оставив в нём лишь тревогу в ожидании разрешения ситуации.
– Вы в хирургическом отделении N-ской клиники, – не спеша, подробно стала рассказывать ей медсестра. – Попали в аварию. Хорошо ещё, что люди, проезжавшие мимо, остановились и вызвали скорую. А те уже сюда вас доставили.
– А как мой… – она хотела произнести слово «муж», да осеклась. – Как Дмитрий? Где он?
– Ему стало хуже, и заведующий перевёл его в областную больницу. Мне не известно, каково его состояние сейчас.
Так прошёл день. Воспоминания не сильно беспокоили Галину. Одно лишь из них, похожее на бичевание, воспаляло её.«Как же так? Ехали мы на развод… Предал меня, Дима».
Прошёл месяц. Понемногу Галина приходила в себя, стала разговаривать, познакомилась с персоналом. Иными словами, пошла на поправку. Физически. Морально же что-то не ладилось. Вроде бы понимала всё, даже соглашалась со многим, но всё равно ждала от него весточки.
Скоро родным разрешили её посещать. Пришла сестра со своим мужем. «Интересные они, – думала она. – Он такой маленький, а она – огромная женщина – никого не боится: ни людей, ни мышей, а посмотрит на неё её Игорёк, так из этой горы сразу становится бугорок, прикрытый густой травой. Что называется, тише воды, ниже травы».
Разговорились. Галина заметно повеселела. Сестра рассказывала обо всём, но очень тактично обходила темы, касающиеся Дмитрия. «Меня жалеет», – подумала Галина.
– Света, а где Дима сейчас? – спросила она напрямую. И тут заметила, как та, никогда ей не лгавшая, отвела глаза. – Ну, говори, что же ты молчишь?
– Галь, я не знаю, что с ним, но его не видно в городе, – сестра словно по крупицам собирала ответ.
Так и закончился разговор. День за днём прошёл ещё месяц. За это время донорская почка, пересаженная Галине, прижилась. В этой аварии она потеряла обе свои почки, и если бы не донорский орган, лежала бы Галина давно ниже уровня земли. Света с Игорем приходили ещё не раз, другие родственники тоже навещали, щедро дарили ей своё тепло, а она ощущала их заботу и поддержку. Ведь никогда так не проявляются люди, как в критической ситуации и тогда, когда тебе нужна их помощь. Но несмотря на всю любовь родных Галина ждала его. А он всё не приходил. На вопросы, которые она задавала врачам, никто не ответил ничего вразумительного. И при этом никто не смотрел в глаза. И она поняла. Поняла, что её просто жалеют и что-то от неё скрывают. А что именно – додумала сама: «Неужели так быстро меня забыл. Вот ведь: прожила столько лет с этим человеком, а такого отношения к себе не ожидала».
Пришло время выписки. При оформлении документов, чтобы Галина не переживала, ей разъяснили, что живут и с одной почкой. Конечно, есть ограничения, связанные с этим, но они не такие обременительные.
– Да, жизнь начинается новая! Муж оставил и к тому же с одной почкой! – выпалила она с нескрываемой обидой.
– Побойтесь Бога! – ответила доктор. – Не бросил он вас, а спас. Он отдал вам свою почку и благодаря этому вы выжили. А он скончался во время операции в результате осложнений. Так что его частичка живёт в вас. Он с вами. Молитесь за него.
В глазах Галины мгновенно помутнело. Врач взяла её под руку и повела к дивану.
– Так вот почему все молчали! Вот почему Дима ни разу не зашёл ко мне, – не стесняясь никого, зарыдала она.
Через несколько дней, проходя мимо храма, Галина остановилась. Какой-то голос внутри её говорил: «Зайди!» Она редко ходила в храм, а тут прямо потребность появилась, и она вошла. Как вести себя в церкви Галина не знала, решила поступать, как все.
– Услышим Святаго Евангелия чтение! – объявил народу зычный голос, а другой, порядком осипший, старческий, добавил: «Мир всем!». «И духови твоему!» – вторил стройный хор. Галина замерла и боялась даже пошевелиться, заворожённая.
– От Иоанна Святаго Евангелия чтение, – продолжил зычный голос, который принадлежал, как она разглядела, мужчине в золотой одежде. Он вышел на середину храма с красивой книгой в руках.
– Вонмем! – снова добавил он, и своим красивым раскатистым голосом начал читать. Галина заметила, что все склонили голову, слушая его, и она склонила.
– Как возлюбил меня Отец, и я возлюбил вас. И пребудьте в любви моей. Сия есть заповедь моя. Да любите друг друга, как я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих…
Она и не заметила, как по щекам потекли слёзы. Обильно потекли. Чтение закончилось, служба продолжалась, но Галина не понимала происходящего, пребывая под впечатлением от услышанного. Так её пробрали эти слова, попав на иссохшую душу. Долго не находила она ответов на многие вопросы, а вот теперь встало всё таким понятным. Галина подняла голову и увидела глаза. Тот лик, те самые глаза, что когда-то видела по телевизору, сейчас смотрели прямо на неё. Они не осуждали, хотя имели власть. Они не укоряли, хотя она сама себя корила. Они – любили. Они будто подтверждали услышанные только что слова «Я возлюбил вас». И она поняла, кто это, что так долго искала его и не могла найти. Да и как найти, если ты всё время убегаешь от того, кого ищешь? Всё для неё решилось в тот момент. Нет, она не плакала, а слёзы, не прекращаясь, лились из глаз. Понемногу она стала приходить в себя и прислушиваться к происходящему. Служба закончилась. Вышел тот самый служитель со старческим голосом и с крестом в руках. Галина стала вслушиваться в его слова, обращённые к прихожанам.
– И вот эту самую высшую любовь Господь наш Иисус Христос ставит выше всей любви. Ту любовь, жертвенную, когда человек, рискуя собственной жизнью, даёт жизнь другому. Отдаёт жизнь свою за други своя…
– Димка! – прошептала Галина. Она почувствовала, будто он стоит рядом. И ей стало спокойнее. – Теперь ты всегда будешь со мной. Ты во мне, и мне никто больше не нужен.
Так и стала Галина ходить в этот храм, став впоследствии верной прихожанкой, узнав потом, что служители – один диакон Андрей, другой – протоиерей Борис – очень добрые и понимающие люди. Когда она рассказала свою историю отцу Борису, то он, улыбнувшись, сказал ей: «С днём рождения, вас, сестрица! Вот какой подарок сделал вам муж. Теперь вам просто необходимо свою душу спасти, чтобы вместе с ним быть в обителях райских. Чтобы не разлучиться и на небе, как не допустил Господь разлучения вашего на земле. Так и остались вы мужем и женой. Храни себя, готовься к блаженной вечности!»
ВОТ И ВСТРЕТИЛИСЬ…
Всё в этот вечер было как всегда. Отслужив вечернюю службу, отец Михаил, по обычаю проверив, всё ли потушено в Храме и Алтаре, перекрестился и вышел из Храма. Служил батюшка в нём не первый год, поставлен был настоятелем небольшого прихода. Милостью Божией и трудом священническим потихоньку увеличивалась паства. Стали откликаться люди, души их, почувствовав необходимость живительного Слова Божьего, тянулись к пастырю.
«Красота Божья!» – подумал он, глядя на величаво заходящее светило. Солнце погрузило окружающий мир в багряницу, неминуемо ослепляя каждого, дерзнувшего взглянуть на это действо невооруженным глазом.
Перекрестившись напоследок, батюшка закрыл ворота на замок и двинулся домой. «Что-то матушка грустная в последнее время», – невольно задумался отец Михаил, равномерно отмеряя шагами путь. – «Не заболела ли? Или с сыном случилось что. И ведь не скажет, что с ней происходит – отвлекать не хочет, знает, что переживать стану, служба пострадает». Мысли, найдя удобное время, полезли роем. И в самом деле, только по дороге в Храм, отец Михаил мог поразмышлять о жизни в спокойной обстановке, да и то не всегда… Бывало и такое, что долгое время подряд не было возможности спокойно, по душам, поговорить с супругой своей. Спросить, как её здоровье, как дела у сына, какая, может, необходима помощь им. Мимоходом, он, конечно же, спрашивал и знал, как обстоят дела в семье в целом и у каждого в отдельности, но, чтобы посвятить весь вечер семье, такое не всегда удавалось. Вот уже несколько лет, ежедневно служил он литургию, со всем тщанием, весь вечер готовился к своему служению, понимая, что предстоит пред Лицем Всемогущего Бога.
Мысли так захватили его, что батюшка и не заметил, как оказался почти возле самого дома, на пустырьке, возле небольшой кафешки «на разлив», у которой не было отбоя от жаждущих людей, находивших тут утешение себе в возможности выпить и поговорить. Всё это доставляло особую скорбь отцу Михаилу, особенно, когда он видел спившихся ещё совсем молодых людей, которые и жизни не видели, а уже согнули себя до земли. Батюшка прекрасно понимал и отдавал себе отчёт в том, что каждый из этих бедолаг, утерявших, к сожалению, подобие Божие, тем не менее, оставался Его образом и очень рад был видеть любого из них, в любом другом месте, но не здесь. Место это, отец Михаил, про себя называл «вавилончик» и всячески избегал останавливаться рядом для каких бы ни было разговоров. Он не боялся – пользы от этого нет никакой. Зато встретившись в ином месте с завсегдатаем «вавилончика», отец Михаил не упускал возможности посеять хоть несколько зёрен слова Божьего, в надежде на то, что ничего не бывает зря. Какая бы ни была почва сердца, батюшка, бросал семя, отдавая Богу дело его взращивания.
В этот раз, к нему навстречу, срезая угол, подходили двое молодых людей, имевших, как успел определить, отец Михаил, вид явно недружелюбный. Подойдя почти вплотную, парни полностью преградили собою дорогу.
– Ну что, поп, – бесцеремонно заговорил один, – поделишься с нами злом? Деньги – это же зло, зачем они тебе? Выручи нищих и нуждающихся. Бог ведь велел тебе делиться, да??? Поделишься с нами?
«Странно, подумал отец Михаил,– на вид и по глазам нетрезвые, а запаха никакого нет». И ответил им:
– Ребята, у меня с собой и денег-то нет, так вот – мелочь. Чем я могу вам помочь?
И в подтверждение правдивости своих слов, он, нисколько не боясь, вынул из кармана несколько медяков. Десятка три набралось бы всего его богатства.
– Ты что, поп, – не унимался зачинщик, слегла поддев своего приятеля плечом, что не ускользнуло от внимания батюшки. Будто призывал его к участию во всём этом спектакле.– Не хочешь делиться с неимущим? Или Бог тебе отдельно говорил, чтобы ты всё оставлял себе? Всем, значит, велено делиться, а тебе нет? Вот мы, с братом, – кивнув головой на своего спутника, продолжал, – сейчас очень нуждаемся, и, если мы не найдём деньги через час, то будем самые больные в мире люди. Никто не хочет с нами поделиться. И ты – Божий человек, а тоже не хочешь помочь нам. Зачем ты так поступаешь? Разве можно так с людьми? – уже откровенно глумился над отцом Михаилом парень, войдя в какой-то особый, одному ему понятный раж.
Видя всё это, батюшка спокойно, но достаточно твёрдо заговорил:
– Правильно говоришь, Бог нас призывал делиться пищей с голодным, деньгами помогать нищим, словом утешать скорбящего, делом помогать немощному. Но, – замолчал отец Михаил, пристально посмотрел собеседнику в глаза и продолжил, – он нас ещё призывал к трезвению, к исправлению жизни и к покаянию. Чтобы каждый из нас славил Бога делами добродетельными и приносил пользу людям…
– Ты что, в транс впал, поп? – бесцеремонно перебил отца Михаила всё тот же заводила. – Или ты меня с братаном паразитами считаешь, ни к чему негодными, что о пользе тут разболтался? Завёл свою дудку – пользу, трезвиться… Ты про любовь ещё нам расскажи… Вот и прояви свою любовь, денег нам дай. Доставай деньги! – сорвался он на визг, после, хоть и враждебного, но ровного разговора. От такого громкого и резкого звука его мерно дремавший стоя приятель, как порядочный конь, вздрогнул всем телом и пробудился. Крик этот, послуживший ему сигналом к действию, сделал своё дело. Словно выйдя из другого измерения, тот, выпростал руку из кармана и мгновенно ударил отца Михаила ножом в живот.
Сразу никто и не понял ничего, а особенно – отец Михаил, мгновенно, согнувшийся пополам. «Господи, помилуй! Что это?» – прошептал он и до него стал доходить смысл происшедшего, как вдруг резкая, всеобжигающая боль хлынула к вискам и пронзила всё тело, буквально каждую его клеточку. «Боже мой. Как больно…» И тут он принял второй, довершающий дело, удар. Словно толчок, без такой ужасающей боли, как первый, этот удар, сбоку, попал в сердце, прервав его жизнь…
Отец Михаил ничего не мог с собой поделать, как бы ум ни хотел, тело перестало его слушать, оно, став безжизненным, упало на землю, словно бесформенный куль. Но сама душа, ещё не ушла из него. Он ещё видел, как эти двое в недоумении и страхе озирались по сторонам, одному Богу известно, какие там, в своих головах, имея мысли.
– Ты зачем его порезал, – напал на приятеля заводила, – ты что, идиот? – уже не выдержав, заорал. – Сматываемся! Он дёрнул «идиота» за руку, и оба, как нашкодившие подростки, стремглав кинулись подальше от этого места.
– Вот и встретились, – подумал отец Михаил. – Быстро-то как и, глядя вслед убегавшим, продолжил.– Господи, прости их… (Он ещё помнил: так молился первомученик архидиакон Стефан о убивающих его).
«Господи, прости им»,– еле слышно, лёгким дуновением, неслось из его уст. – «Ты сегодня принял, отец Михаил, свою участь… Господи, прости меня, Господи, прими душу мою с миром. Прости мне мои грехи и прости грехи всех людей Твоих», – догорали последние слова последней его молитвы на земле. Ум ещё пульсировал, отзываясь на обращение ко Творцу, но уже молчало физически безжизненное сердце. Боли не было уже никакой. Сознание сузилось, и наступила полная темнота. Всё…
Ничего необычного не произошло. «Меня гнали, будут гнать и вас», – предупреждал учеников Своих Иисус. Его убьют, и их будут убивать. И предостерёг их от отречения Истины. От отречения от Него.
Зло. Оно, трусливо передвигая двумя парами сильных молодых ног, быстро удалялось от места, где по снегу медленно расплывалось багровое пятно. От места, где ему, вселенскому злу, покорными руками был убит служитель добра и всеобъемлющей этот мир любви. Когда-то мир отверг и распял Того, Кому служил отец Михаил всю свою жизнь, преданно и с радостью.
Багряное солнце ещё гуще залило весь небосклон и землю, покоящуюся под ним, алым заревом. Кажется, что весь мир, объятый пламенем, провожал его, священника Всемогущего Бога, в последний, самый ответственный путь. Его, облаченного в ту же багряницу, какую носил Он, его любимый Христос, перед восшествием на Свою Голгофу. Зло не выдержало добра. Ложь не вынесла правды, которая обличала её. Тьма не вынесла света рассеивающего её.
Ничего нового нет под небом. Ничего.
ПРОГУЛКА ПО ГОРОДУ
Я иду по Усинску проспектом зелёным,
Молодёжная улица в лес приведёт,
Это город нефтяников, в дело влюблённых
Этот город в Республике Коми растёт.
Я гуляю по площади рядом с дворцами.
Слева – это «культуры», а справа – бассейн.
Здесь усинцы рожденья и свадьбы справляют,
И под ёлкою в полночь встречают друзей.
От «Томлуна» до мэрии улица в ивах,
И мамаши в колясках везут малышей.
Здесь мальчишки девчонок встречают красивых,
А молочная кухня затем – матерей.
Рынок вечно шумит, рынок вечно снабжает
Круглый год здесь найдёшь, что на юге растёт,
Только цены приезжих всегда поражают,
Значит, очень безбедно усинец живёт!
Вот и церковь сияет пятью куполами,
Здесь стремятся уйти от бесчестья и зла.
Здесь душа от мирской суеты отдыхает.
Здесь крестятся и молятся, веря в Христа.
Выше, рядом мечеть – здесь ислам утверждают,
Мусульмане смиренно здесь службу несут,
Вера в Бога нас в жизни от горя спасает,
И неважно в какой её церкви дают.
Пионерный затих, свои дни доживает,
И уходят дома, четверть века прожив.
Здесь Усинск зарождался в домиках на сваях.
Тех, кто строил его, мы зовём «старожил».
С каждым годом становится город пригоже,
Городок для детей – карусели кружат.
Купола новой церкви нам душу тревожат,
А на въезде на «Россе» любуется взгляд.
Здесь мы дружно живём – нефть и газ добываем,
Поколенья уходят – другие придут,
Первоклашек с надеждой за парты сажаем,
Что они с нашей песней по жизни пойдут.
Славлю город-трудягу и город-подросток.
Расцветай, хорошей, людям счастье давай.
Проживи многократно, успешно ты до ста,
Наши души и сердце теплом наполняй!
25.08.04 г.
ПРОЩАНИЕ
Зеленеют сосны,
Набухают ивы,
Край ты наш Усинский –
Северный, красивый.
Мы в тебя влюбились,
Мы тобой прониклись
Запахом метелей,
Клюквой и брусникой.
Молодость и зрелость
Мы с тобой прожили,
Жаждали успехов
Денег не скопили.
Расставаться трудно.
Расставанье с милым,
Тех, кто задержался,
Колва «приютила».
В золоте берёзы
Осень наступает,
До свиданья, город,
Мы Вас покидаем.
21.06.01 г.
***
Предавший раз, предаст и дважды.
Хоть эта истина стара,
Поверить трудно, если это
Твой друг или твоя жена.
Прощать предателей не надо,
Вся наша жизнь – не долгий век.
Но кто тебя однажды предал,
Тебе – не нужный человек!
БЕЛЫЕ НОЧИ УСИНСКА
Над Усинском взорвались белые ночи,
Распахнули нежнейшие чувства мои.
На скамейках мальчишки девчонок порочат,
Бог Ярило с улыбкою смотрит на них.
И не хочется жаться в постели народу,
Прогуляться по улицам хочется всем,
Помолиться в душе красоте небосвода,
Поболтать со знакомой лирических тем.
УСИНСК ЛЕТНИЙ
На умытых улицах
Города Усинска
Молодёжь тусуется
От дворца до рынка.
Оседлав скамейки
Молодёжной улицы,
Мальчик в ковбоечке
С девочкой целуется.
У «Томлуна» музыка
Шашлыки дымятся,
Бабушки с внучатами
Мирно колбасятся.
ЕСЛИ Б НЕ БЫЛО ТЕБЯ
Если б не было тебя,
Я прожил бы жизнь без пользы.
Если б не было тебя,
Не взлетел к далёким звёздам.
Если б не было тебя,
Не познал лавины счастья,
Если б не было тебя,
Не познал тоски ненастье.
***
Ходите в лес без цели меркантильной,
Общайтесь с кроною, стволами и травой.
Наполнит лес энергией незримой,
Вы обретёте веру и покой.
Любовь к тому, что нам даёт природа, –
Добро для тех, кто предан нам душой.
И прожитые, серенькие годы
Давить своей не будут пустотой.
ЛЕТО
Одуванчик выбросил
Жёлтую головку,
На венках у девушек
Приукрасил чёлку.
У черёмух запах,
Скромности не зная,
Парфюмерных лидеров
Смело забивает.
От сирени музыки
Соловьям не спится,
Радостью обуяна,
Изнывает птица.
С милой задушевные
Льются разговоры,
И души томление
И в объятьях стоны.
КОМИ
Усинские болота,
Полчища комаров,
Янтарная морошка,
Да клюквенный покров.
Тайги и рек раздолье,
Зеркальный блеск озёр,
Брусничное приволье,
Синь голубичных гор.
Грибы и разнотравье,
И царской рыбы жор,
Народа Коми властье
Да нефтяной разбор.
ПАМЯТЬ
Есть много песен об Усинске,
Как город жил, как гордо рос,
Про тех людей, что стали близки,
Про тех, что город нам принёс.
Когда мы город покидаем,
Кто временно, кто навсегда,
Того ещё не ощущаем,
Как будет дорог нам тогда.
Тогда, когда на Украине
Или России обжитой
Нам будут сниться дни былые
И юности, Усинск с тобой.
Нам будут сниться небосводы
Со всполохами в тишине
И вспоминать июля ночи,
Которых нету на «Земле».
Усинск, мы славимся делами,
Своё здоровье не щадя.
Так оставайся город с нами,
Как символ счастья и добра.
***
И надо знать,
И надо верить
Где б не был ты,
В каких краях
Ты дорог там,
Где твои корни,
А это Русь,
Любовь моя!
Запомни истину простую,
Ту, что бытует на Руси:
Придёшь с добром –
С добром приму я,
Со злом – пощады не проси!
ДОМКРАТ-АРИСТОКРАТ
Шкалило за –50. Усинск был в тумане. При низкой температуре и безветрии капельки влаги в воздухе кристаллизуются и вот вам – туман зимой. Посёлок нефтяников – скопление балков, пронизанных пиками антенн, «украшенный» горами отходов возле наружных туалетов, утопленный в снегу, – спал . А Сашке, водителю Урала-вахтовки, нужно было встать в 3 часа, дойти пешком до промзоны, где был гараж и стояла машина (а это 4 км), разогреть её и подать к 6 часам вахтовикам.
Упаковавшись в овчинный полушубок, унты, шапку и рукавицы, Сашка привычно шагал к гаражу, размышляя, сколько времени уйдет сегодня на разогрев двигателя паяльной лампой.
Сквозь туман в спину ударили лучи света – сзади его догоняла машина. «Повезло, – радостно подумал он. – Не прошёл и километра, а тут попутка». Вырисовывался трубовоз, медленно движущийся по дороге.
Сквозь замерзшие стёкла кабины нельзя было определить – занята кабина пассажирами-попутчиками или нет. Сашка голоснул, трубовоз остановился. Взгромоздившись на высокие подножки и открыв дверцу, он порадовался – водитель был один.
– Слышь, друг, подвези до гаража.
Водитель трубовоза замялся.
– Да я бы с радостью, но не получается.
Сашка вылупился на него: почему?
– Ну, ты же дышишь?
– Дышу, конечно, – недоумевал Сашка.
– Ну и надышишь мне всю кабину, а окна и так заморожены, а будут ещё больше в инее и мне совсем ничего не будет видно. Извини, друг.
Ещё не полностью осознав суть положения, Сашка спрыгнул со ступеней и отупело посмотрел на медленно удаляющийся трубовоз.
Подъехал, «трам-тарам» наконец выпустил он из себя пар.
Прошёл месяц-другой. Возвращался с Возея поздно. Пока отвёз очередную вахту, пока развозил монтажников по объектам, пока заправлялся, ещё с прорабом кое-какие дела порешали, перевалило за 8 вечера. Грела одна мысль: приеду, солью воду из радиатора и в балок. Приму грамм сто пятьдесят для разрядки и спать.
Километров через двадцать свет фар вырисовал стоящую на обочине гружёную машину, перекошенную на одну сторону. Скат полетел, безошибочно определил Сашка. Не повезло мужику, возни много. А мороз за –40. Помочь некому, все машины ушли и в Усинск, и на Возей. Ну, ничего, поддомкратит, снимет колесо, поменяет на запаску. Тяжеловато одному, но водители-северяне обычно на здоровье не жаловались.
Тут Сашка заметил, что чужой водитель ему отчаянно сигналит – остановись, мол.
Остановился. Чужак, чумазый от копоти паяльной лампы, умоляющим голосом протараторил.
– Друг, спасай, пропадаю. Скат полетел, а домкрата нет. Клянусь, обязательно верну тебе. Дай адрес.
Сашка задумался. Ехать еще 60 км. Если что случиться в дороге, помощи ждать неоткуда. А домкрат один.
– Друг, – продолжал умолять чужак, – помоги. Если хочешь – заплачу.
Вот насчёт «заплачу» он зря сказал. Саша внимательно взглянул в лицо мужика. И узнал его! Это он, тот водила трубовоза, который кинул его на морозе, окна от запотевания поберёг!
– Да, – задумчиво протянул Сашка, – да. Домкрат, хоть он у меня и один, я бы тебе дал. Да, видишь ли, уже очень поздно, пора уже отдыхать.
– Ну и что, – недоумевал мужик.
– А то, что домкрат мой отдыхает, спит уже, будить не могу.
Растерянный взгляд, а затем опущенные глаза показали, что водитель узнал Сашку, что у него есть-таки совесть.
Но домкрат Сашка ему дал!
ЕХИДНЫЙ БОРЯ
(взгляд со стороны)
Есть у меня отличный дружок-приятель Боря, бывший сокурсник. Хороший парень, надёжный. Только уж очень дотошный, иногда даже занудливый. Мы с ним пять лет в общаге в одной комнате прожили, пока до диплома добрались. Жили дружно, выручали часто друг друга в трудную минуту. Я свыкся с его особенностью – въедливостью, даже не замечал её. А вот другим доставалось. Даже отцам нашим родным – преподавателям-лекторам, профессорам. Как-то на семинаре по научному коммунизму он всю пару добивал доцента, доказывая, что Христос был первым коммунистом, а лектор пытался его доводы опровергнуть с атеистических позиций. Ну а аудитория развлекалась, как могла: кто в Балду играл, кто пульку расписывал, кто в морской бой сражался. Хотя некоторых диспут захватил.
Но речь не об этом. По случаю моего шестидесятилетия пригласил я Бориса, а он на Украине проживает, к себе в гости на Север. Я уже третий десяток живу в уютном молодом городке нефтяников. Как приехал когда-то подзаработать на 2–3 года, так по сию пору и «обогащаюсь».
Встретились мы на вокзале, обнялись, расцеловались, чуть ли не прослезились. Когда уже уселись в машину и собрались ехать, Борис осторожно так меня спрашивает: «А что у вас с вокзалом, это что, довоенная постройка?»
Удивил меня вопрос. Как-то не задумывался, какой архитектурный облик у главных ворот города. Привык уже. Пожал плечами. «Да нет, – говорю, – вокзал как вокзал, лет 20 как построили».
Ничего не ответил Борька, только хмыкнул. Дальше – больше.
НОВОГОДНИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
Тут как раз Новый год подоспел. Встретили мы его отменно, правда, немного подискутировали – по каким часам провожать-встречать будем, по России или Украине. Разница в час. Однако консенсус был достигнут сравнительно легко. Подняли бокалы и под речь украинского президента, и под поздравления российского тоже. Тосты хорошие подошли: за Новый год, за здоровье, за дружбу всех славян, да и не славян тоже. Интернационализм по случаю праздника.
Вот здесь решил я гостей удивить-порадовать. У нас в городе существует традиция: после того, как отметили встречу Нового года в кругу семьи, идти на площадь и под ёлкою встречать друзей, знакомых, поздравлять с наступившим Новым годом. «Прекрасно», – отвечает он.
Оделись, пошли. Как всегда, под ёлкою полным ходом горожане обнимались, целовались, словно в самом деле не видели друг друга вечность. Разумеется, выпивали, в том числе и шампанское. Отличная такая атмосфера, тёплая, несмотря на сорокаградусный мороз. «Вот обрати внимание, какая ёлка, горки, Дед Мороз со Снегурочкой, ледяной городок», – говорю я.
Борька, на свежем воздухе, наверное, протрезвел и стал кругами вокруг ёлки ходить. Одиночный хоровод какой-то или ритуальный танец. Походил, походил, затем вопрошает:
– А что это такое?
– Ты что, зрение потерял? Ёлка новогодняя.
– Нет, это не ёлка. Это железная труба, на которую металлические палки натыканы с синтетическими ёжиками, а сверху мишура с электрическими лампочками. И всё. Зачем они здесь? Вон там прекрасные сосны стоят, посмотри, лес рядом. Вытопчите вокруг любой снег, украсьте её гирляндами – это будет настоящая ёлка. А эта туфта. А это что за деревяшки с железным настилом?
– Какие деревяшки? Это же горки, чтобы детишки катались.
– Горки! – ржёт ехидно. – У вас на Севере снега не хватает? Горки зимние должны быть натуральные, из снега, в этом вся прелесть. А эти срубы- деревяги могут круглый год стоять. Что с ними случится? Нет, это не горки, это суррогат какой-то. Издевательство над национальной традицией. Под американские горки косите? Вот я в Печоре, когда вагоны стояли там три часа, налюбовался и ёлкою натуральною, и горками снежными насыпными с ледяным спуском. Вы что, беднее печорцев?
Нахмурился я, огорчился, но крыть нечем. Выпили мы ещё с друзьями, и всё остальное пошло своим ходом.
И РЫБА НЕ РЫБА…
На следующие дни запланировал я показать гостю город, его достопримечательности, по магазинам и на рынок сводить. Тут он выдал свою просьбу: «Мне там, на юге, когда узнали, что я к тебе в гости в Коми еду, заказ сделали: привези нам северной рыбки дефицитной, которая только у вас в реках-озёрах водится. Красной рыбы сёмги печорской, нежной, сижка, вообще белой рыбы. На худой конец сороги простой».
Пошли выполнять заказ. По магазинам – всё не то, не наше, завозное. Стали рынок инспектировать. Сёмга есть и даже надпись есть, что печорская, но Борька дотошный бурчит: «Нет, это всё норвежская, такой у нас завались».
Погрустнел я. Поскучнел приятель и выдал своё: «Нет, это не северная рыба, это ширпотреб».
И ЧТО ВЫ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕТЕ?
Крыть мне нечем, а за город обидно. Аккурат в эту пору свалился мне на голову новогодний «подарок» от заботливого нашего правительства – пришла квитанция с новыми расценками на коммунальные платежи. Я, чертыхаясь, решил поискать сочувствия у Борьки. А он так, мельком, посмотрел на квитанцию и спокойно выдаёт: «Ну и что? У тебя же пенсия северная, раза в три больше, чем у нас, южан».
Я в отказ. Озвучил размер своей пенсии. Он сначала обиделся, не поверил. Но когда я завёлся и доказал свою искренность, он даже разволновался. За нас, северян.
«Как же так, – кипятится, – ты тут в Заполярье уже третий десяток, а пенсия почти как у нас, на Украине». И подытожил: «Нет, это не пенсия. Это старческая стипендия для выживания, а не достойного проживания».
Разошёлся Борька-ехидина и стал критиковать всех подряд: и правительство, и Думу, и Раду, и власти городские.
– Что это, – кричит, – у вас за манера такая? Машины на тротуарах парковать. Где ГАИ? Нет у вас ГАИ!
– Что у вас по городу какие-то драндулеты на каждом углу стоят? Вместо такси дежурят. Они что, свой филиал тут открыли?
И пошёл, и пошёл, и пошёл. Достал он меня. Всё, решил я, не буду его к себе больше приглашать.
НО ЛЮДИ У ВАС ХОРОШИЕ…
Но всё-таки «победил» я Борьку. Показал ему Дворец культуры с зимним садом, сводил в плавательный бассейн, попарились в сауне, на катке побывали, на лыжах по тайге побродили, посетили в КСК соревнования боксёров, зимней рыбалкой на Усе побаловались. И Борис расцвёл.
– Да, говорит, ошибся я немного. Прекрасный у вас город. И люди замечательные. Молодёжи много. И все учатся, трудятся, детишек штампуют. Полюбил я ваш город. Ещё приехать хочу.
Хороший парень Борька, хотя и ехидный. Обязательно приглашу.
P.S. Мнение автора может не совпадать с высказываниями ехидного Бори.
ЛЮБИТЕЛЬ ВЫПЕЧКИ, или ЕСТЬ ЕЩЁ ДОБРЫЕ ЛЮДИ НА СВЕТЕ!
Честно говоря, я – большой любитель выпечки. Даже фанатка. Каждая моя диета на следующий же день заканчивается пирожком с вишней или сосиской в тесте.
Так вот, неделю назад я вышла на новую работу. Администратором. И всё бы ничего, но на первом этаже нашего бизнес-центра располагается продуктовый магазин. Внимание! С табличкой «Свежая выпечка»! Та-дам! Не «Свежие фрукты»! И не «Диетическая молочка»! А именно «Свежая выпечка»! И как после этого не верить в судьбу!
В общем, не успели часы пробить 12.00, как я бежала в этот самый магазин. Возле магазина, на корточках сидел пожилой человек. Ничего необычного. Чёрные брюки, коричневый свитер, седая борода и безумно грустные глаза. Хотя необычное всё же было. А как же тут не грустить, мало того что вывеска глаза мозолит, так ещё и запахи просто божественные…
И меня осенило! Он хочет беляш! Со скоростью света я залетаю в магазин и кричу: «Два беляша! И подогрейте мне!». Быстро расплачиваюсь и выбегаю. Протягиваю беляш дедушке. Он молча поднимает глаза и удивлённо смотрит. Я гордо так говорю: «Берите дедушка, не стесняйтесь! И не вздумайте плакать! Есть ещё добрые люди на свете!».
И тут выходит продавщица, протягивает ему куртку и пакет: «Вот пап, куртку зашила. В следующий раз короткими путями не ходи. Собак бездомных развелось, ужас. Молоко и хлеб в пакете, как мама заказывала».
Тут я резко поворачиваюсь и бегу. Одна мысль в голове: дурааааа, декабрь на дворе!!!!!!!!
ВОТ ТАК ПОГУЛЯЛИ С СЫНОМ,
или ПОЧЕМУ МЕНЯ ЗА СУМАСШЕДШУЮ ПРИНЯЛИ
Собралась как-то я погулять с сыном. Ему полтора годика. Посадила малыша в коляску и вышла на улицу. Бодро покатила коляску.
Коляска летняя и сын расположен лицом к улице, а не ко мне. Поэтому он проверяет иногда, рядом я или нет, и лениво произносит: «Мам». А я в свою очередь перегибаюсь через коляску и говорю: «Я тут, сынок» и целую его в макушку, так как лишь она попадает в поле моего зрения.
Идём мы, никого не трогаем. И тут я замечаю, что люди как-то странно на меня смотрят. Один глаз забыла накрасить, осенило меня! Торопливо достаю зеркальце. Нет. Всё в порядке. И укладка вроде удачная.
Идём дальше. Слышу: «Мам». Отвечаю: «Я тут». Целую в макушку.
Настойчивее: «Мам». «Я тут». Целую в макушку.
Тут возле нас проходит бабулька с собачкой на поводке. Та начинает тявкать. Я ускоряю шаг. Та бежит за нами, а за ней вприпрыжку бабулька. И, представьте себе, кричит мне: «Ещё чего придумаешь?». Хватает на руки собачонку и убегает, крутя указательным пальцем возле виска.
«Мам». «Я тут сынок. Не бойся». Целую в макушку.
Идём дальше. Люди шепчутся и странно на меня косятся. Может, коляски такой никогда не видели? Завидуют. Да ещё бабуля эта странная...
Мои размышления прервал малыш: «Мам, кися». «Домой хочешь? К кисе? Давай ещё кружочек и домой». (В то время мы гостили у родителей, а они котёнка взяли. Сын в восторге, котёнок – аналогично. Души друг в друге не чают).
«Мам». «Я тут сынок». Целую в макушку. «Мам», – сынуля басом. Обхожу коляску, наклоняюсь к сыну. Он поднимает на меня свои глазки и нежно так, с улыбкой: «Мам, кися» и гладит сидящего у него на руках котёнка. И тут я понимаю, что иду по улицу с коляской, в которой сидит маленький ребёнок с котёнком на руках. Понятно, что меня за сумасшедшую приняли)
С КЕМ ЭТО ОН ЦЕЛОВАЛСЯ,
или УГОРАЗДИЛО ЖЕ ВОПРОСИК ЗАДАТЬ…
Приехали как-то мы с мужем в деревню. В гости к его родителям. Зима была тёплая. Воздух чистый. Зашли в дом. Печка затоплена. На ней картошечка с мясом томится. Возле печки кошка с котятами греются. Хорошо на душе стало. Спокойно. Сели за стол. Поужинали. И тут я решила у свёкра спросить, как они со свекровью познакомились.
Он взял папироску в зубы и задумчиво улыбнулся. А потом говорит:
– Я в неё влюбился, когда она на свадьбе у общих друзей танцевала – Федьки и Таськи Козловых. У нас в деревне свадьбы всегда весёлые! Танцы-обниманцы, песни, хороводы! Я как Нинку увидел, аж дыхание спёрло! Платье у неё жёлтое, как желток в яйце. А глаза карие-карие. Цвета виски, как сейчас молодёжь говорит…
– Прям уж желток, прям уж виски, – смущённо лопочет свекровь, ложа голову мужу на плечо!
– Так вот весь вечер возле неё крутился. Танцевать приглашал, комплименты говорил. А потом все домой засобирались. Я глядь, Нинка уже в пальто по дороге домой торопится. Ну я за ней. Догнал. И поцеловал. А потом наутёк бросился. И так мне этот поцелуй в душу запал. Что утром пришёл и предложение сделал!
И вроде всё так мило и красиво. Но есть одно но.
В конце рассказа. Свекровь как-то странно посмотрела на своего мужа. Отодвинулась. И что есть силы как треснула ему по плечу. И как закричит:
– Ах ты кобель несчастный, всю душу сейчас из тебя вытрясу! С кем это ты на свадьбе-то у Козловых целовался?
– С тобой, Нин! Ты чего! Запамятовала, что ли? – попятился мой свёкор.
– Я же в тот день до утра Таськиной матери помогала посуду мыть после застолья, – закричала раздосадованная мама моего мужа. Чей это там тебе поцелуй в душу запал?!
И понеслось.
Мда… Угораздило же вопросик задать)
ТАЛАНТЛИВЫЙ ПАЦАН,
или Как же быстро растут чужие дети!
В мае родился у нас замечательный малыш. Через четыре дня нас выписали. Дом полон гостей, родственников. Все рады, довольны. Поздравляют.
На два месяца раньше, чем у нас, у деверя (зовут его Вова) родилась дочь Елена. Он немного опаздывал. Звонок в дверь. Пришёл. А мы малыша к тому времени спать положили. Приглашаем Вову за стол. Тут к нему на четвереньках подползает моя племяшка Ксюха. Ей 9 месяцев. Шустрая такая она у нас. Ручки к нему потянула. Он на руки взял. Игрушку протянул. Она смеётся, агукает. Смотрю, а у деверя глаза на мокром месте. В общем, играет с ней и довольный такой.
Родственники шушукаются, мол, вот какой хороший папа-то из него для Ленки будет. А он то ручку поцелует, то приобнимет. «Дети – это такое счастье», – говорит.
Тут муж с сынулей на руках из комнаты выходит и торжественно так говорит: «А вот и виновник торжества!».
Все улыбаются. Кроме Вовы. Он смотрит на Ксюху, потом на малыша. И показывая на малую говорит: «А я думаю, только родился, а уже и ползает, и зубы есть. Талантливый пацан будет...»
Все просто упали со смеху.
ДОБРОЕ УТРЕЧКО, или «Не зевай! А то птичка залетит!»
Была у нас с подругами фишка: если кто-то из нас зевает, надо было быстро ей палец в рот засунуть и вытащить, чтоб зевающий прикусить не успел. При этом кричали: «Не зевай! Птичка залетит». По-детски, конечно, но зато весело!
Со временем это превратилось в настоящий ритуал. Мы даже специально вызывали зевоту и смотрели друг на друга. Смеху было!
Так вот. Надо было мне как-то посылку встретить. Поезд в 6 утра приходит. Ужаааас! Зима. На улице темень. Ползу на остановку. Спать хочу, сил нет. Автобус, как назло, задерживается. Закон подлости. А народу тьма! Вот делать же в пять утра им нечего. Куда всем так рано надо, думаю.
Тут, наконец-то, автобус подошёл. Я одна из первых забежала. Плюхнулась на сиденье. Ой, хорошо! Тепло. Напротив меня сел дяденька лет шестидесяти. Смотрю на него и думаю: военный, наверное, серьёзный такой…
Потом мои мысли улетели далеко от автобуса, вокзала, поезда и вообще города. Но тут дяденька-военный начинает зевать. И я с криком: «НЕ ЗЕВАЙ, А ТО ПТИЧКА ЗАЛЕТИТ!» засовываю ему палец между зубов. Резко прихожу в себя. Тишина. Все смотрят на нас и сдержанно улыбаются. Я медленно убираю руку. Извиняюсь. Краснею. Краснеет и дяденька. Потом по его лицу начинает расползаться улыбка, перерастающая в дикий хохот. Вместе с ним от смеха взрывается весь автобус. Так и ехали до вокзала. Передавая эстафету смеха от одних к другим, а то и все вместе смеялись.
Доброе утречко вышло)))
ПРОГРЕССИРУЮЩАЯ ШИЗОФРЕНИЯ,
или Корчить рожицы – это искусство!
Дело было весной. Ох, как же я люблю весну! Весенняя пташка, так сказать, когда в другое время – вечно всем недовольная курица…
Итак. Проснулась я раньше обычного. Снег тает. Солнышко пригревает. Капель. Даже на работу с удовольствием собралась. Пошла на остановку.
Автобус подъехал как на заказ. Захожу в салон – народу километр. Но меня это даже обрадовало. Взялась за поручень. Стою. Мечтаю. Тут моё внимание обратила на себя пухленькая малышка, висящая на руках у матери, которая стояла ко мне спиной. Я не придумала себе на время дороги лучшего развлечения, как корчить ей рожицы. Мамаша не увидит, а я повеселюсь. Сначала она захихикала. Во даёт! Я-то страшные рожицы строю. А та давай сильнее смеяться. Я делаю такие гримасы, от которых самой бы страшно стало.
Ей хоть бы хны. Это был удар по живущей в моей душе актрисе. И тут я превзошла саму себя. Косой взгляд ехидной устрицы. И та-дааам. Победа! Девчушка захныкала. Так-то! Я – актриса!
Автобус останавливается. Женщина с малышкой поворачиваются, а я так наигранно вздыхаю. Мол, что такое с девочкой? Укачало, наверно. Ай-яй-яй! Дороги у нас, конечно...
Тут женщина, поворачиваясь к дочке, произносит: «Не плачь, доченька. Тётя – больная. У неё в голове опилки. На больных же не обижаются». И ко мне: «Я в окно наблюдала за вашим припадком, бедная... Вам недолго, наверное, осталось. С такой-то прогрессирующей шизофренией...» И вышла на остановке.
М-да... Нехорошо получилось...
Сергей Николаевич Миленин родился 28 мая 1966 года в Омской области. Живописью увлекся в конце 80-х. На тот момент он проживал в г. Вуктыл, где в 1994 году и состоялась его первая персональная выставка, посвященная международному женскому дню. Несколько работ выставлялись в выставочных залах г. Москвы.
Одна работа, под названием «Другой мир», подарена музею МВД Республики Коми в г.Сыктывкар.
В 1996 году состоялась персональная выставка в выставочном зале Муниципального учреждения культуры «Усинский музейно-выставочный центр». Выставка понравилась зрителям и имела успех. «Благодарю за представленное удовольствие от увиденного», «Заворожен и восхищен силой воздействия картин художника на человека», «За увековечивание нашей живой и такой прекрасной природы - спасибо» - такие отклики зрителей получило его творчество. Северные пейзажи, натюрморты, портреты, лирико-философские произведения есть в его галерее. Художник участвовал в выставках живописи Усинского центра, посвященных Дню города, юбилею выставочного зала и других. В творческих планах художника С.Н. Миленина организация персональной выставки. В 2009 году Сергей Николаевич награжден почетной грамотой МУ «Управления культуры, спорта и по делам молодежи» г. Усинска за активное участие в развитии культуры в МО ГО «Усинск». 16 апреля 2011 года состоялась персональная выставка «Времена года» в выставочном зале «Вортас». В феврале 2014 года в офисе ООО «РН – Северная нефть» проходила фотовыставка С. Миленина «Весеннее настроение».
В последние годы особое место в творчестве Сергея Миленина занимает фотография. Его портреты, пейзажи, натюрморты необычны, интересны, эмоциональны.
Познакомиться с другими работами Сергея Миленина можно на его странице в ВКонтакте.
Галина Аникина. Её творчество уже давно знакомо разнообразному кругу читателей как в Усинске, так и далеко за его пределами. Главное оружие поэтессы – искренность. В них – жизнь. Жизнь такая, какая она есть. Есть в них и радость и горе, и любовь и страдания, и бесшабашность и мудрость. В этих стихах каждый может найти что-то своё и даже себя.
Галина Аникина всю свою жизнь посвятила школе и поэтическому творчеству. Она – педагог, отличник народного просвещения Российской Федерации, ветеран труда. В своё время стала победителем городского конкурса стихов об Усинске «1000 евро – за литературный шедевр», победителем городского конкурса «Мой любимый город» к двадцатилетию Усинска. Также Галина Ивановна Лауреат Первого Открытого городского православного фестиваля искусств «Сретенские встречи» 2007 года и фестиваля 2012 года (диплом 1 степени). Стихи Галины Аникиной были опубликованы в литературном альманахе «Берновская осень», ежегодно выпускаемой Тверской региональной творческой организацией.
С 2007 по 2012 годы Г.И. Аникина возглавляла Усинское литобъединение «Северная лира».
БЕРЕМЕННАЯ ЖЕНЩИНА С МАЛЬЧОНКОЙ…
Беременная женщина с мальчонкой,
Задумавшись, стояла у воды.
Я вдоль обрыва выше шла сторонкой,
Нечаянно увидев три судьбы.
Есть высшее вселенское начало
В дни перемен, наверное, к добру,
Коль женщина спокойно-величаво
Утят неспешно кормит поутру...
В гармонии и в благости природы.
Попробуй ей скажи, что плохо – жить...
Так, значит, жить и нашему народу,
Когда есть кем на свете дорожить?
ПРИ ПЕРЕЕЗДЕ СТОЛЬКО МНОГО КНИГ
При переезде столько много книг…
Потрёпанные, в золоте – живые.
Дух сохранили в годы роковые
От ереси безумцев и расстриг.
Бунтарский дух друзей и дух времён.
И в нём – одно: не вещи правят в мире,
Пусть, кажется, от битвы отстранён
В борьбе идей: один в пустой квартире.
Тома пусть говорят, что краток путь
От сих до сих в познании истин горьких,
Что душу в промежутке не распнуть,
Не втиснуть в текст от корки и до корки…
Всё ж между Книг есть книжица моя –
Не Библия, но… отсвет бытия.
КО ДНЮ ПОБЕДЫ
Пусть минуют нас лихие беды,
И да будет мир неотвратим,
И на всех вовек «одна победа»,
Как одна Москва, один Берлин,
И одна родная деревенька,
И среди берёзок – обелиск.
«Скрип да всхлип» к нему всплакнут ступеньки,
Словно здесь все вдовы собрались.
И одна пожизненная совесть,
Словно давний спор с самим собой,
И одна завещанная повесть,
Словно песня про последний бой.
И одна баллада о погибших
Миллионах – за одной строкой.
Дядя Вася, Миша – средь почивших
за молитвой кроткой: «Упокой».
И одна постыдная, но правда:
Трудно в нашем мире выживать,
Потому мы не имеем права
Не заставить память уважать.
И живых последних ветеранов,
Возмужавших в горе на войне,
Одолевших и врага, и раны
Ради счастья жизни по весне.
Ради счастья быть средь белых яблонь,
Иль когда черёмуха в цвету,
Ради счастья жить… И много ль надо,
Чтоб влюбиться в эту красоту?
Пусть под звон бокалов: «За Победу!»
Вновь ликует праздничный салют.
Но: «Не дай цены побед изведать», –
Об одном лишь Господа молю…
Соберёмся ж вновь у обелиска,
Словно мамы, осеня крестом,
Из сороковых прошли неблизкий
Путь, оставив встречу на потом.
Словно живы сыновья-солдаты,
И не к месту грусть-тоска-печаль,
Словно передёрнул кто-то даты
В довоенном фильме невзначай…
Да возговорим же о героях,
Да поклонимся, благодаря,
Да пройдут кадеты звонким строем –
Значит жизнь продолжилась не зря.
И не зря здесь женихи, невесты,
Как сама святая вера в жизнь.
В День Победы – вся Россия вместе,
Значит надо жить, и жить, и жить.
МОНОЛОГ ПОГИБШЕГО СОЛДАТА
Расскажите, как живётся вам, сограждане,
Расскажите, как живётся вам за той чертой,
У которой жизнь положена за каждого,
Обыватель будь, преступник, гений иль герой.
Отчитайтесь, как перед собой, по совести:
В дружбе ль вы живёте, в счастье, в правде и в любви?
Песни ли о вас поют, напишут снова ль повести
О потомках, как великом Спасе на крови?
Как живётся вам, народу-победителю,
Вместе, мощью духа, одолевшего фашизм?
Расскажите, как ваятелю-строителю...
(Говорят, пригрелся, осмелев, капитализм?)
Иль забыли павших нас, бренча медалями,
В шоу превратив надежды, раны, гибель, боль?
Расскажите внукам, что не зря отдали мы
За Россию – жизнь – за мир, за веру, за любовь...
И тогда зажжём свечу победы – Памяти,
Молча выпьем, друг, по «соточке», по фронтовой...
Главное не то, как тризну павшим справите,
А как ты живёшь, родной, наследник мой, без войн...
ПОСЛЕВОЕННОЕ НЕВЕТЕРАНИСТОЕ
Посвящается Юрию Константиновичу Аникину, капитану запаса,
и всем участникам Великой Отечественной войны
Воевали, ясно, не для званья,
Но, с войны вернувшись капитаном,
Отданный чинушам на закланье,
Дед не стал при жизни ветераном.
Бронепоезд сгинул по архивам.
Дед не унижался, не канючил.
Лишь, бывало, буркнет: «Были б живы,»-
И воспоминаньями не мучил.
Мы-то знали: приписал два года,
Чтоб на фронт попасть артиллеристом,
Воевать за жизнь и за свободу
И очистить землю от фашистов.
Дед не спекулировал по жизни,
Не искал местечка потеплее
В Приполярье, на краю Отчизны,
От патриотизма не шалея.
Так и умер старый – не «участник»...
Умирал стоически – от рака.
(Нет страшней беспамятства напасти,
Даже пусть земное станет прахом...)
Вскоре после смерти позвонили,
Здесь живёт ли ветеран Аникин.
Позвонили и опять забыли...
Только травы у могилы никнут,
Молится свекровь за атеиста.
Только мир наградой ветерану,
Да не свищут пули в поле чистом...
Пусть Москва не верит прошлым ранам,
Но скажу о вечном: есть праправнук,
Что пока не знает имя деда,
Правду приземлённую, но правду -
С непорочным именем – Победа.
НЕ ДОРОЖИ ЛЮБОВИЮ НАРОДНОЙ…
«Не дорожи любовию народной»...*
А чем же НЕ народным дорожить?
Продажностью? Моралью инородной?
Ну, наше всё*, Сергеич, подскажи!
Тем подскажи, кому дороже титул.
Могли б людей шедевром одарить...
Бесспорно, быть доходней знаменитым
И на потребу сильным говорить.
Но, Александр Сергеич, молви Слово
В защиту бессеребреников, тех,
В ком нет ни пустословья хвастовского,
Ни мелких притязаний на успех*.
Но есть духовный мир и есть характер,
Российский, наш, и право есть сказать,
Что не пошёл бы тот, зажравшись, на *** ,
Кто прячет безучастные глаза
От бедности, и нос отворотивши,
Поёт о бабочках (в трусах) и мотыльках...
Ведь не Поэт, страданий не вкусивший,
Бессовестный бездушный вертопрах?
Тем более, Сергеич, не народный,
Тот, кто забыл заветные слова,
О милости, о воле, тать безродный,
Кто пишет о любви из баловства?
Я верю, что Поэт, достойный чести
Народным быть, на смену Вам придёт.
И ждёт его народ на лобном месте.
Народ, изголодавшись, правды ждет.
* - цитата из стих-ия А.С. Пушкина «Поэту»
** - А Пушкин — наше всё: Пушкин представитель всего нашего душевного, особенного, такого, что останется нашим душевным, особенным после всех столкновений с чужими, с другими мирами (Аполлон Григорьев)
*** - Без притязаний на успех - слова из «Евгения Онегина»
ЗАБУДЬ ПРО НОВЫЙ ГОД – ОН САМ ПРИДЁТ!
Забудь про Новый год –
он сам придёт!
И успокой, мой друг, свои желанья:
По назначенью всё произойдёт...
Заранее не надо расставанья.
Пусть прежний год старинные грехи
Не спишет, но в запасники уносит,
Напишутся счастливые стихи...
Пусть Новый год любовью плодоносит!
Чего желать от жизни? В ней всё есть,
Твой капитал: ты сам, друзья и дети...
И радостей в году не перечесть.
Так улыбнись же тем, кто рядом светит!
Цени, мой друг, сей уходящий час.
Да сбудется всё лучшее у нас!
ПО ЗИМНИКУ – ПОД НОВЫЙ ГОД
(в канун 1977 года)
Новый город. Первые квартиры.
Время счастья, радостных забот.
А я с курсов еду. Сувениры
Бережно везу на Новый год.
Вззвякивают чайники в коробке.
Зимник. Серпантин. «Урал». Метель.
Север, и хотя шофёр не робкий,
Но декабрь, явно, не апрель...
«Не доедем, замело дорогу!»
(«Новгородский чайник» звяк да звяк)
Впору бы уже молиться Богу
Кротко перед Первым января...
Дома – муж. Полсуток до курантов –
Ни машин по встречной, ни столбов.
Лишь водитель рядом за баранкой,
Да в коробке – «звоны куполов»*.
Телефонов нет. Мы едем, едем,
Снег да лес, и некуда смотреть.
Если вдруг окажемся в кювете,
Надо ж было чайники «переть»...
Вон огни...
Успели же! К застолью!
Вот и он, семейный Новый год...
Я «пьяна» уже – без алкоголя
И ступить бы только на порог...
Чайники... осколки? Нет, живые!
Даже сколка на пузатых нет...
Да и мы смешные, молодые,
Словно жизнь – сплошной кордебалет...
* - Новгородские кобальтовые (синие) чайники – своеобразный бренд Великого Новгорода, у некоторых крышки были в форме маковок-куполов.
БЕЗ ПЯТИ ПОЛТИННИЧЕК МОРОЗА!
Без пяти полтинничек мороза!
Крайний Север! Русская Зима!
Кажется, застыли от некроза
Люди, птицы, звери и дома...
Стелются по улицам туманы,
Иней на ресницах и щеках...
Было бы, пожалуй, очень странно
Русские снега забыть в стихах,
Русские заздравные морозы,
Чтобы пробирало нерв до пят,
Чтобы пробивало ветром слёзы,
Словно декабрём, как грех, распят...
Чтоб к тебе прижаться под тулупом
Русской окаянною душой,
Покаянной и немножко глупой,
Словно после бани нагишом...
Где ж вы, кони? Троечкой иль цугом...
Иль олени... Сани скрип да скрип...
Мимолётность счастья злой подпругой...
И взахлёб сердечко всхлип да всхлип...
РЯБИНОЙ ЗИМНЕЙ ВСПЫХНУ НА ГУБАХ
Рябиной зимней вспыхну на губах.
Слезою, как живой водой, оттаю.
Подснежником воскресну
в светлых снах
И эхом прилечу с весенней стаей –
К тебе, Усинск, ведь было столько лет
С тобою прожито, пропето было,
Ведь надо было вместе одолеть,
Чего бы с нами в прошлом
ни случилось.
Как в первый раз.
И как в последний раз.
И навсегда не время расставаться.
Куранты на «Томлуне» каждый час
Предупреждают, что нельзя сдаваться.
И будут фейерверки – лишь для нас,
И звёздный дождь, как дождь надежд, прольётся,
И седьмерицей Дед Мороз воздаст
То чудо, что людьми добром зовётся.
И будут внуки – родина и дом,
Куда бы нас, сердечных, ни бросало,
И ради них мы путь земной пройдём,
Чтоб ни зерна без всходов не пропало.
И будет жизнь, пока в окошке – свет,
И Новый год семьёй опять встречаем,
И в эру Водолея сладок снег,
И старый год уносит всплеск печали!
КАК СПИНУ ПРОГИБАТЬ И ШЕЮ ГНУТЬ
Как спину прогибать и шею гнуть,
У нас в России знает каждый с детства.
А отвернутся, под спиной лягнуть
И от подлянки тут же отвертеться...
Год Лошади... она не такова!
В ней ничего от недочеловека.
И если ты лошадку подковал,
Не значит, что лягнёт и ты калека.
Готовь не только сено или кнут,
Но с лаской подходи,
с духмяным хлебцем,
За холку потрепи, поправь хомут –
И примет человека с добрым сердцем.
И ткнётся в теплоту шершавых рук
Доверчивыми влажными губами,
И, фыркнув, эти губы не солгут
Такое, что возможно лишь словами.
И благородство в труженице есть.
Пусть не мустанг, но стать есть и осанка.
Есть в лошади обузданность, но честь
Работницы не сделает служанкой...
И нам бы подучиться у неё
Везти свой груз не баловнем по жизни,
И не трепаться, хвастаясь взахлёб,
И не искать, как что бы скоммуниздить...
И говорят, мы все немного ло...
Жаль, лошадей становится всё меньше.
Из нас всё больше недо... напролом.
Год Лошади. И надо б о важнейшем...
Новогодняя история
РЫЖУХА
Рыжик оказался вдруг Рыжухой
И принёс щенят под Новый год.
(Прикормил сын, голова-два уха)
Ощенился Рыжик под порог!
Не топить кутят же, в самом деле,
Если не топили никогда…
И по-человечески глядели
В Новый год Рыжухины глаза!
Но ведь у сынишки аллергия,
И приплод ни выбросить, ни взять!
Приблудилась рыжая стихия…
Что ни говори, а тоже – мать.
Но подъезд у нас не богадельня,
Пусть пока ещё соседи спят…
Ведь прибьёт какой дурак с похмелья
На глазах детей слепых щенят!
Было…Было! В чём-то озверели…
Только всех соседка забрала…
Новый год! И всем с утра хотелось
Чуда и – немножечко – тепла.
Эта история произошла
с 31-го на 1-е 2006 года
МЫ ЧУДА ЖДЁМ ОТ РОЖДЕСТВА...
Мы чуда ждём от Рождества...
А что есть выше жизни
В «руках» любого существа
С рождения до тризны?
Мы чуда ждём от Рождества...
А есть ли в жизни чудо
Сильней духовного родства,
Когда нам просто худо...
Мы чуда ждём от Рождества
С надеждой на спасенье,
Но, веря в радость волшебства,
Найдём ли в нём прозренье?
СНЯТЬ ЗИМЫ ЗАГРУБЕВШУЮ СХИМУ
Снять зимы загрубевшую схиму,
Чтоб резвились в глазах бесенята...
Посидим же с тобой у камина,
И забудется боль и разъятость.
Тесно-тесно щекою прижаться
Не одною из мартовских бестий,
А судьбой, чтоб навек не расстаться...
Даже тени, и те в перекрестьях...
Пусть дорожки метель заметает,
И не видно ни зги за окошком,
Но румянцами пламя играет...
Говори ж о любви, мой хороший!
РАЗЫГРАЛАСЬ ВЬЮГА – ШАПКУ СНОСИТ...
Разыгралась вьюга – шапку сносит...
У подростков – новогодний бал!
Плачет девочка, но всё ж не просит,
Чтоб ей счастья Дед Мороз прислал.
Хроменькая...(Вздрагивает тельце...)
Ей бы танцевать под Новый год!
Не поможет золотое сердце
Уберечь Маринку от невзгод.
Как её, несчастную, утешить
И найти заветные слова?
Как тоску не детскую уменьшить?
Только лишь могу расцеловать
И прижать к душе – не одинока!
Страшно человеку одному...
В праздники особенно жестоко
Хлещет боль, не знаю, почему...
Помолчу с Маринкой, пригорюнясь,
Но... оставим грусть в прошедшем дне,
Чтоб не проскакала дева Юность
Мимо слёз «на розовом коне»!
РОЖДЕСТВЕНСКИЙ СОН
Снова веют метели,
и грустно бывает порою,
И приходят на смену один за другим
январи.
Настежь двери и окна, как сердце,
тебе я открою...
Только ты в эту ночь о любви говори, говори!
Буду трепетно слушать,
желаньям твоим улыбаясь,
И легонько-легонько
снежинкой над миром парить,
В белом вальсе кружась и кружась,
и щеки чуть касаясь,
Я прошу в Рождество о любви говорить, говорить!
Не пытайся понять
эту странную женскую просьбу:
Время сдует пушинкой мгновенье
на звёздных часах
И, сиянием Севера
вспыхнув на небе морозном,
Как «Летучий голландец»,
умчится на всех парусах!
К мысу Доброй Надежды летит,
не внимая советам,
Чтоб воскреснуть легендой,
сердца зазвучат в унисон.
Мы проснёмся-очнёмся, мой милый,
мой любый, с рассветом,
И «Летучим Голландцем» растает
рождественский сон!
ЗИМА СТАДАМИ БЕЛЫХ КОБЫЛИЦ...
Зима стадами белых кобылиц
В позёмке снежной мчится по России...
Сравнится ль с нею что-нибудь по силе
Создания декабрьских небылиц?
Надежд на новый год не обуздать
И веры женской в счастье
не стреножить...
И мчит Зима в январь по бездорожью
Туда, где путеводная звезда
Заманит вас в индиговую даль
С феерией полярного сиянья,
Где люди так просты в своих желаньях
И где на счастье, вдребезги, хрусталь...
Где за любовь на брудершафт мы пьём,
По-детски веря в обаянье чуда,
Ведь без добра нет на Руси и худа,
А, если радость, радугой – вдвоём!
И непременно с песней – Кот Баюн,
С целительно пьянящей новой сказкой...
Ах, мы охочи утешаться лаской!
И кто под Рождество из нас не юн?
ВЫ ВИДИТЕ, УЖЕ ВЕСНА ЖИВА!
Вы видите, уже весна жива! Проснулась, будто спящая царевна,
И в яркую минутку торжества она так животворно откровенна!
И нежится до таянья в лучах, и млеет от наплыва тёплой неги...
Ещё вчера казалось, мир зачах зимою северной от альфы до омеги,
От аз до буки - всё по букварю: зима все десять месяцев до лета...
Весна жива! И я её дарю своим стихам, что к вам летят с рассветом.
Жива весна! Безумствует капель, и в озорстве игривых переливов
Послышалось, что завтра вновь апрель и так немного надо - быть счастливой!
Жива весна! А с ней и я жива! И шалунишка луч в стакан с лимоном
Добавил в чай живинку естества. Для радости. Отчаянно влюблённо!
СТИХИ С ОДНИМ ГЛАГОЛОМ
Две тысячи шестнадцатый. Исход.
Зима. Снега. Тоска. Мороз. Россия.
Мечты. Объятья. Радость – Новый год.
Контрасты. Поздравления. Всесилье
Разброда планетарных ссор и дрязг
Меж странами, хотя в семье – спасенье,
А вести – прошлогодний новояз,
И потому – родные, песнопенье
У ёлки, с хороводом, за столом –
С шампанским, и с бенгальскими огнями,
И с фейерверком в небе за окном –
На счастье и доверие меж нами,
С надеждою на разум и "авось"
К пришествию Семнадцатого года...
Совсем подросток...
Дедушка Мороз,
Дай нам любви
и шанс ещё – народу!
БЕРЕГИТЕ МУЖЧИН!
Берегите мужчин, пожалуйста!
Настоящих ничтожно мало...
Берегите, шутя, не жалуясь...
Берегите их от скандалов!
Берегите от пьянства, пошлости,
Берегите в пути, в разлуке,
Берегите в беде, в оплошности,
Берегите от пресной скуки.
Берегите мужчин, как праздники,
Берегите, отдав полцарства!
Берегите, кляня и радуясь,
Берегите в быту... от барства!
Берегите от русской старости,
Берегите от вероломства,
Берегите от войн и варварства
Берегите, как нерв потомства!
Берегите своих единственных,
Двух – в одном: и отца, и деда!
И пусть самость имён таинственных
Сын, кровиночка, будет ведать.
Берегите, любя, пожалуйста,
В дни смятенья и в дни почёта,
Чтобы, как у Христа за пазушкой,
Чтоб в любви – до седьмого пота!
Зубов молочных нет уже давно –
Зато душа молочная осталась,
Недоуменьем дёгтя ли на старость,
Подарком ли... Явление чуднО,
Как "утрешнее" с пенкой молоко,
Что над губой усами не обсохло,
Как бабкины слова, что "попа тёпла",
Хотя и Фёкла скрылась далеко...
В молочный мир кисельных берегов
За взлётами кисейных занавесок –
Из милых тайн оконных арабесок
И спрятанных в дневник черновиков...
Душой молочной детское поёт:
И млечною речонкою с мальками ,
И ветром, разгулявшимся в кармане,
Пока мы не ушли в небытиё
С мальчишками за ближним пустырём –
За зрелостью и чем-то недозревшим,
Ранимым и отчаянно безгрешным,
Что пуще глаза в счастье бережём...
ФОТО В ПАСПОРТЕ ЖЕНЩИНЫ СОРОКА ПЯТИ ЛЕТ
Фото в паспорте женщины сорока пяти лет*.
Есть в нём нечто зловещее, как прощальный привет.
Фотография в паспорте – до скончания дней –
Что улыбка на паперти и кощунство над ней...
Фото в паспорте женщины – шансов здесь не дают,
Бабий век пусть обещан мне как последний приют.
Но смотрю фотографии женской прямо в глаза:
Кто же нам из чиновников долго жить приказал?
Приказал, как натешился – вечных нам сорок пять!
Ну, морщинки – не вешаться ж, если ягодкой звать...
*– последнее фото в паспорт вклеивается в возрасте 45 лет.
ПО ЗИМНИКУ ПЕТЛЯЕМ ВВЕРХ И ВНИЗ
По зимнику петляем вверх и вниз.
То влево едем, то опять направо.
Здесь не поют ямщицкое про жизнь
И про коней молчат у переправы.
Здесь, где священный трепет у реки,
Где чёрный лёд как чёрные глазницы
До боли странной нутряной тоски,
Что спрятали на случай за божницу...
Минуем вешки... Ночь. Адреналин.
Полшага не видать за снежной пылью.
Но... прочь поди, великий русский сплин,
Коль под капотом силища кобылья!
ЧУДИКОВ ПО ЖИЗНИ НЕ ПЕРЕВЕЛОСЬ
Осень в Сыктывкаре*, северней – зима...
В солнечной нирване отзвенел комар,
Откусалась мОшка... нет, у нас – мошкА!
Ветер за окошком, ниже облака...
Но, убрав подальше в шкафчик репеллент,
Комару воздвигли крепкий монумент.
Видно, некий скульптор был оригинал –
Под мошкОю нашей, жуткой, не живал...
То б навек запомнил, если в глаз мошкА
С лёту укусила хамски мужика...
Без анестезии (это ж не комар!)
Вот когда проснулся б зодчества-то дар!
Оказалось, автор – юморной студент,
Что решил поставить в сквере постамент.
Лучше кровососа типа не нашлось...
Чудиков по жизни не перевелось!
ВОТ И ВСЯ ЛИТЕРАТУРА...
У дверей библиотечных нечто странное сидит.
Как подобье человечье, неприглядное на вид.
Что-то пьёт и в нос гундосит – только что, не разобрать.
Впрочем, верно, что-то просит... Вроде, пива и добра.
Дали хлеба от культуры (впору подавать самим).
Вот и "гвоздь" литературы... Добрые – на том стоим!
Тёте Вале Арямновой и тёте Насте Попковой посвящается
Я помню голоса... Да, тембры голосов.
На лестнице крутой вздыхает тётя Валя.
Кряхтит, идёт, ворча, хотя не слышно слов.
Темноволосая и грузная – живая...
В квартире поселился внук, его семья,
И полнится подъезд иными голосами.
Родятся и у сына внука сыновья –
Ещё не помню их... парадоксальна память.
Но "слышу" оканье в раскрытое окно.
В платочке, тихая, как на иконах лики,
Там тётя Настя ждёт на лавочке давно
Единственного сына в гости – только кликни.
Ему бы водочки... жилплощадь продана.
Серёга редко на могилу приезжает...
У каждого из нас в душе своя вина,
Что за соседей бывших вслух переживает.
Они встречали нас в июле много лет
И в пору яблок снова дружно провожали,
Благословляя молодых и дав совет
От мамы Нины, тёти Насти, тёти Вали...
А я о голосах... Они добры ко мне,
Воспоминания приветливого дома.
Старушки, словно совесть, живы в толкотне
И в светлой памяти – ушастого фантома.
ЕСТЬ МАГИЯ ОСЕННИХ ВЕЧЕРОВ
Есть магия осенних вечеров,*
Таинственное, нечто колдовское,
Сакральное, но вместе с тем простое,
Как зоркий взгляд седых антимиров.
И кроткий шёпот жёлтых мотыльков,
Слетающих с ветвей на бархат ночи –
К дрожанью фонарей из луж обочин...
Банален тайный зов черновиков –
Все жить хотят, надеясь на любовь,
До чёртиков, до одури последней,
С чистовика; всё остальное – бредни,
И магии любви не прекословь...
*– навеяно Ф.И.Тютчевым (Есть в светлости осенних вечеров...)
Рассвет. Затишье белой ночи.
Лишь светофоры в три не спят,
Да голубь под окном бормочет,
Да сны портьерой шелестят.
Спят горожане, горожанки,
Как на ладошке у Христа,
А я любуюсь спозаранку
Янтарным блеском* на листах.
Янтарным солнцем – свет лавиной
В янтарной комнате моей,
Смывая цвет ультрамарина,
Полощет чувства до корней.
Полощет ночь... И есть мужчина,
Чтоб стать милее и добрей...
Но что же медлишь ты, Галина,
Застыв, как мушка в янтаре?
Янтарным блеском – эпитет А.С. Пушкина
СТЁБ НАД ЖИВНОСТЬЮ
Это что ж творится, люди?
У меня украли панцирь!
Что ж, я хуже страхолюдин,
Так над живностью стебаться?
Нет бунгало на Мальдивах
Или бункера в Загорье...
Но всегда найдут мотивы
Отыграться нам на горе...
Где мужи и где гаранты
В порохом пропахшем рае?
Иль террор – без вариантов –
При рожденье выбираем?
Разве ж будут нежно гладить
Лап морщинистые складки?
Лихорадит. Лихорадит...
Безлюбовье. Непорядки!
Но пропахли гнилью связей,
С мясом оторвали панцирь:
Черепаший суп заказан –
Без гуманных профанаций.
Оглянулась... А тортилл-то!
Все без панцирей... стадами...
Что ж ты, Боже, сотворил-то?
Или мы... подобных... сами?
ЧЁРНО-БЕЛЫЕ ДНИ, БЕЛО-ЧЁРНЫЕ СНЫ ПОДСОЗНАНЬЯ
Чёрно-белые дни, бело-чёрные сны подсознанья
Как стервозы-бессонницы иссиня-тёмных ночей...
На границе ученья идут, как намёк на камланье,
Как угроза народам, что волей покамест ничьей
Не найдёт объясненья, а людям бы вымолить Слово,
Снисхождения к нам благодати на Пасху огня,
Отделения истины зёрен от сорной половы,
Что не даст обескровить войной ни тебя, ни меня...
Воскресить бы для "лидеров" мудрость речей Святослава!
Месяц с Солнцем не борются: нет в них элитной вражды,
Но на вечной стене так же молит за жизнь Ярославна,
Как в проклятиях миру нет правды и гнева нужды.
На границе – ученья... И мысли, и чувства на грани –
Чёрно-белое граффити грустных нерадужных дней...
Я не пью, но тревогу бы матери чем остограммить,
Чтобы в маях не маяться от героизма теней...
7 СТРОК О ЛЮБВИ
Что ж ты о войне да о войне?
О любви скажи хотя б словечко,
Чувстве о простом, но человечном!
Я устала в мире жить увечном –
В страхе вечном, в боли и вине...
Что ж ты о войне да о войне?
Пару слов шепни мне... обо мне…
Из горько-иронического цикла
Что такое любовь? Ты сказал, что и нет её вовсе...
Может быть, это просто играет весенний гормон?
Может быть, это глупой души запоздалая гостья?
А под осень готовиться к дате её похорон?
Может быть, это секс? Говорят, заниматься любовью...
Может быть, зов желанья свободы без пошлых табу?
А стихи о любви намалёваны девственной кровью
От прыщавых девиц, раскатавших на счастье губу?
Может быть, это шашни распутной жены Ярославны,
И князь Игорь с буй-турами где-то пирует в миру,
И Джульетта с Ромео до спида гуляют на равных,
И булгаковский Мастер с Бездомным грешат поутру?
Не тошнит? Всё в порядке? Содом и Гоморра? Все твари?
Совершив отправленья, все дружно надели штаны...
Но ведь грустно-то как, если чувства под срам разбазарив,
Приземлиться в маразм. Без любви. Без мечты. Без весны.
СО ЗРЕЛОСТЬЮ СТАНОВЯТСЯ ВКУСНЕЙ
Черника и морошка поспевают,
Со зрелостью становятся вкусней.
А дети явно недоумевают,
Что можно стать на склоне лет нежней,
Чем по весне, в цветении природы...
От завязи – оскомина во рту.
Не объяснять же, что даёт свобода
Под вечер жизни нашему нутру:
Да, нутряному... зрелости духовной...
Пусть увядаем, жажда счастья есть.
И чем любовь бывает полнокровней,
Тем проще старость в паре перенесть.
МИХАЙЛОВНА
Посвящается Нине Михайловне Аникиной,
участнице трудового фронта Великой Отечественной войны.
Свекрови девяносто с лишним лет,
Но любит жизнь, да и нытьём
не мается.
И столько за плечами Дней Побед,
Что и сейчас Михайловна –
красавица!
Прекрасна благородной сединой –
Особая изысканность
встречается,
Что с мудростью приходит, с глубиной,
И с чем-то неизбывным
сочетается...
Наверное, отцовский Магадан
Нет-нет, да беспощадностью и
вспомнится.
Своих – свои же... Не дай Бог, врагам...
Но память и другим, победным,
полнится.
И только жаль, что ноги подвели.
С войны больны –"летать" не
получается,
И в сорок пятом не брала Берлин,
Но пригубить за наших
полагается!
"Сам Путин поздравление прислал,
И мэр поздравил..." На TV –
красавица...
Одно смущает: "В мире много зла,"-
Но молится за всех и Богу
кается –
За неразумных, за некрепких, нас.
О правнуках Михайловна
печалится,
И – взгляд с надеждой... на иконостас:
И Бог в душе ей не даёт
отчаяться...
ПОДПИСЬ: МАМА ВТОРАЯ ТВОЯ
Саше Уланову.
Пишешь мне, что я ваша родная.
Отшутилась: "Так ты мой сынок?
И на старости лет не одна я...
Но приятно, что помнишь, Санёк!"
Забывают... А я вас любила,
Да и мне признавались в любви.
По прошествии лет всё забылось.
Понимаю: заботы свои
У Ирины, у Стаса, у Маши,
Вероники и многих других...
Вижу я, как становятся краше
И мужают с напутствий родных.
А тебе, повзрослевшему, рада:
Из Осетии Южной – живой...
Вновь сентябрь, пора листопада,
Моет окна водой дождевой,
И слеза по щеке прокатилась:
Говорили, что школа – семья.
А не школа б – сынов народилось...
Подпись: "Мама вторая твоя"
ГОВОРИЛИ, ОНА БОЙ-БАБА
И цикла «Мужики и бабы»
Говорили, она бой-баба,
Говорили, что тяжко с ней
Было что-то в ней от прораба
И немного – от дульсиней.
Говорили, что кости мыли,
И отмыться не хватит слёз,
А она никогда не ныла –
Наш российский тяжеловоз.
Беззащитнейшая из женщин,
Всё прошедшая: срам и храм –
Но не ставшая бабой меньше
Чем Мария и Мириам.
Стала брендом она, бой-баба,
Как молитва всея Руси,
Что по кочкам да по ухабам
Словно «Господи, упаси…"
Словно жадный глоток надежды,
Без которого жизни нет,
Словно запах весны мятежный,
Ручки божии* – первоцвет.
Слаще мёда и горше смерти,
Словно сердце её – силки*,
Так что если взыграют черти,
Станет жарко вам, мужики!
*– слова из Екклесиаста: "И нашел я, что горше смерти женщина, потому что она сеть, и сердце ее силки, руки ее оковы".
Первоцвет – одно из названий этого цветка "божьи ручки"
КАК ЛОШАДЬ НА ПУАНТАХ
– Какой Вас чёрт понёс на каланчу?
Мадам, восьмой этаж, и Вам не тридцать...
Забудьте сумасбродное "хочу":
Пора уже к землице прилепиться
И к мужу своему – святой завет...
А Вам бы всё подъёмы винтовые,
И хочется раздвинуть белый свет,
Но годы... годы, псы сторожевые,
В теплицу гонят – огурцы сажать –
Поближе к испареньям и к навозу...
Я знаю, что Вам трудно помешать
Сбежать и к облакам, и к летним грозам.
Здесь вид на речку, город и леса –
Душа летит от грусти постоянства...
Не страшно, что откажут тормоза
В союзе с небом долей мезальянса?
Мадам, давайте ручку – провожу
Назад, на землю... Что же Вы? Не плачьте!
А слёзы дуновеньем остужу...
И вот прощальный снимок – на удачу!
***
Я оглянулась: рядом лишь макет
Пожарного стоит без экскурсантов.
Ни голоса ветров, ни снимка нет,
А я одна, как лошадь на пуантах...
ТАЙНОЕ ЗНАНИЕ
Памяти моей мамы Десяткиной Евдокии Ивановны
Я помню маму много-много лет –
Она всё знала наперёд, всё знала...
Я помню, как она глядела вслед,
Растерянная, на углу вокзала,
И– молча – то являлась мне во сне,
То подавала знак и уходила.
И верилось подспудно, в глубине:
Она беду собою отводила...
Как мать любая, птица над гнездом,
Что над птенцами хищника отводит,
Как всё живое, что хранит свой дом,
И даже после смерти рядом бродит...
Единственный свидетель наших бед
И радостей, заранее прощая
Изнанку и медалей, и побед,
Да и стихов, что "после" посвящаем...
Теперь я знаю: есть особый смысл
В явлении всех мам на белом свете,
И в этом суть и жертвенный посыл:
За порождённых нами мы в ответе.
НЕФТЬ, КРАЙНИЙ СЕВЕР, СНЕГА И ДУША
Надо ли уничижаться-то – недра продавать свои,
Словно душу в год Шестнадцатый, – "слёзы первые любви".
Чёрным золотом не брезгуют: на валюту снова спрос.
Не пройдёт недели без году, на Крещение – мороз,
А весной – жара внезапная... В общем, всё неславаБог,
Словно мужичина-лапотник нищ мозгами да убог.
А у нас полно экзотики – по сусекам не скреби!
Крайний Север пусть не тропики, но с лопатой подгреби –
Снег под Северным сиянием круче тура на Бали,
Ни Египет, ни Испания пух не смогут подстелить,
Подивить алмазной россыпью кроткой северной красы –
Что ж, натешим нежной роскошью белокипенной Руси
Да ядрёными морозами – пар студёный до бровей,
В бане – веничком берёзовым из молоденьких ветвей.
После баньки возле сосенок занырнёшь "моржом" в сугроб...
Наши зимы вам не осени, укрепить здоровье чтоб
И под стопку разговаривать о превратностях цены...
Можно ль душу разбазаривать –
Достояние страны?
ДАЙ БОГ, НЕ БОЛЬШЕ ЖИЗНИ. ПРИТЧА
У каждого свой крест – дай Бог, не больше жизни.
Кто кряжистей, мощней, тому не страшен груз.
Не страшен и тому, чья силища – в харизме,
А нытику везде – увесистый конфуз:
То крест великоват, то руки мелковаты.
Решил один гордец судьбину укротить.
Топор он в руки взял, и, чертыхнувшись матом
На тех, кого смогли горбами наградить,
Примерился, и – раз!– крест подрубил, что комель.
"Давно бы, – возроптал, – укоротил чуть-чуть..."
Другие шли и шли с мечтой о вечном доме,
И плечи сбили в кровь, и долгим был их путь...
Вдруг пропасть впереди – свой крест и пригодился.
Над бездной по кряжам, что по суху, прошли,
И только наш хитрец с обрубком вмиг свалился.
Всё просчитал, что смог, – размеры подвели.
РАЗ ДЕРЕВА ЛЕТАЮТ ОКРЫЛЕННО
Мы в прозе круче, проще и грубей –
В стихах же вожделеем... слов красивых,
И сердце вдрызг фальшивостью разбей,
Мы за красивость! Нежность абразива...
Загадка русской двойственной души,
Где не всегда контачат корни с кроной.
Но главное, что нас не сокрушить,
Раз дерева летают окрыленно!
Виктор Ефимович Цыганов родился 9 мая 1935 года в селе Довольное Новосибирской области. В 1959 году окончил техникум Кемеровского Совнархоза, женился, по распределению с семьей поехал в г. Киселевск Кемеровской области на шахту «Тайбинская» треста «Киселевскуголь», работал горным мастером, помощником начальника участка, начальником. В 1968 году он с семьёй переехал жить и работать в Кривой Рог, трудился на руднике. С 1986 года трудился на благо города Усинска. 23 октября 2006 года, на 72-м году жизни, после тяжелой болезни его не стало.23 октября 2006 года, на 72-м году жизни, после тяжелой болезни его не стало.
Стихи Виктор Цыганов писал всю жизнь. Писал для себя. Но в 2010 году благодаря стараниям его вдовы вышел сборник стихов Виктора Ефимовича «Память сердца». Искренность, которой пронизаны стихи Виктора Цыганова, его оценки происходящих событий в течение более чем четырёх десятков лет, позволяют судить о мировоззрении простых советских людей, об их отношении к государству, труду, друг к другу. Его творчество – это слепок. Слепок с жизни рабочего человека. Слепок истории нашей страны за последние полстолетия.
ПЕРЕД ВЫХОДОМ НА РАБОТУ
Последний день моей свободы, –
Ведь завтра выйду на работу.
Что ждёт? Не буду я гадать.
Ещё хотел бы погулять.
Продлить бы отпуск! Не секрет,
Скрывать не буду, денег нет.
Жить трутнем - с голоду помрёшь,
Возможно, и портки пропьёшь.…
Так что, крутись или вертись,
А без работы - берегись.
1961 г.
ГОРОД УСИНСК
Там, где речка широка Уса,
Где стройны возле тундры леса
И бывает такая краса –
Белы ночи, в глазах бирюза.
И пусть родом из Коми-муса,
Комар, мошка всего искуса…
И когда выпадает роса
Грибов, ягод - хоть в руки коса.
А бывают таки чудеса,
Что сияют кругом небеса.
И хоть жалит мороз как оса,
Прикрывают ладошки носа.
К чему это? Подумайте сами,
То присказка такими стихами.
Сказку ту, что живёт вместе с вами,
Вы теперь дочитаете сами.
В этом чудном краю недалёко
Нефть и газ залегают глубоко.
Люди разных профессий живут,
Как всегда на работу идут,
Много строят и поиск ведут,
План по газу и нефти дают.
И растёт не по дням, но на славу
Усинск-город в красе величаво.
1987 г.
ВРЕМЯ БОЛЬШОЙ ЛЮБВИ
Расскажу о прошлом
Как всё началося.
С кем связал судьбу я,
С кем мне жить пришлося.
Маленька избёнка,
В ней жила бабёнка
С матерью-старушкой
И моя девчонка.
В небе ранний месяц,
Непрерывный ветер,
Потемневший тополь,
Неспокойный вечер.
Прибыл на свиданье,
Взору вид открылся -–
Тереконник шахтный
Вспыхивал, искрился.
И над горизонтом
Звёздочка светилась,
Говоря как будто,
Я к тебе явилась.
Зачарован был я
Этим предсказаньем,
Находясь у хаты
Полон ожиданьем.
Зов родимой Анны,
Тихий и желанный,
И такой любимый,
Милый, долгожданный.
Встрепенулся, понял,
Жар пронизал тело,
И такая радость,
Внутри всё запело.
Имя мое нежно
Вновь прошелестело,
Водопадом сердце
Выпрыгнуть хотело.
Чувства полыхали,
Всё во мне горело,
Губы здесь шептали,
И шагнул я смело.
Протянул к ней руки,
В ушах зазвенело,
Как уста сомкнулись,
Душа опьянела.
Сладкие объятья,
Нежность, близость тела,
Не успел опомниться –
Ночка пролетела.
Ум мой был задёрнут
Таинством на свете,
Покидал хмельной я
Счастье на рассвете.
Не слыхал я ветра,
Месяц не заметил,
Одарённый лаской,
Тополь не приметил.
Что со мной творилось?
Кто любил, тот знает,
А кто нет, святое
Пусть не искажает.
Те далёки годы
И волшебны чары
Часто вспоминаю
Трепетом гитары.
25 мая 1959 года мы поженились.
ПРИВЕТ ИЗ УСИНСКА
Добрый день, дорогие родные!
Здравствуй, Виктор, Ирина, Руслан!
Шлём сердечный привет из Усинска
И заочно - цветов караван.
Наша жизнь, что у моря копейка
Затерялась в крутом берегу.
Север очень большой, дорогие,
Мы в неполном семейном кругу.
Кривой Рог вспоминаем нечасто,
Жизнь свое понемногу берет,
Мороз сильный, метели бушуют,
Люд как пчёлка работой живёт.
Мама наша как ангел небесный,
Вся как в воду в работу ушла.
Все уют для людей добывает,
То на базе, то в Парме с утра.
Мы как ландыши с Игорем вроде
Распускаемся в доме, когда
На работе, порой на рыбалке
От мороза дубеем всегда.
Зима люта, о ней не всё скажешь,
Лес повырублен, нефть всем нужна.
Ветры дуют в тепло и в морозы,
Даже там, где былаы тишина.
Эти вырубки в тундру уходят
За Полярный круг, невесть куда.
И оттуда к нам север приходит,
И оттуда к нам мчится пурга.
Из всех птиц здесь вороны зимуют,
Воробьи есть, но в боксах живут,
Куропатки в лесах балагурят,
Как метели под снегом замрут.
Здесь морозы часто за сорок.
Двадцать, тридцать - тепло, говорят.
И народ привыкает ко краю,
Мы б привыкли, да годы летят.
СКАЗКА О РЫБАКЕ И РЫБКЕ
Однажды, поймав рыбку в речке,
Услышал я голос певучий:
«Пустил бы меня на свободу,
Крючок твой уж больно колючий.
Я дам тебе, что ты захочешь,
Живёшь ты паршиво, Гаврила», -
Сказав как бы это с насмешкой,
Меня она просто убила.
Я быстро крючок у ней вынул,
Сказав, что мозгов в тебе нету,
И с силой швырнул её в воду,
Жене рассказал всё про это.
Она меня долго ругала,
Порою и тёщей пугала:
«В башке твоей, видно, мякина,
Зачем ее бросил, дубина?»
И тёща об этом узнала,
Бранилась сильней и стонала,
Беспутным меня называла,
И даже подохнуть желала.
Не выдержав, в дом прибежала,
Совместно с женой посылала:
«Иди, дурачок, поклонися,
Пред рыбкой за всё извинися.
Скажи ей, что ты уже старый,
Что денег у нас очень мало,
Что дачу у речки мы хочем,
И Волгу-машину не прочь бы».
Я к речке пошел с неохотой,
Просил, умолял, Богом клялся.
Ответила: «С должности сняли,
Тюрьмою грозят, опоздал ты.
Теперь же у нас перестройка
И правит народная сила,
В период застоя пришел бы,
Тогда б я тебя угостила.
Сейчас же, ступай, скажи бабам,
К чужому добру они слабы,
Хотеть им не вредно, но дабы
Обоим работать пора бы.
Еще им скажи, непутёвый,
Была я владыкой речною,
Теперь же я стала простою,
А раньше была золотою».
И выдохнув: «Вольному воля...»
Тихонько ушла волны коля,
Жена не простила мне боле,
Как рыбка теперь поневоле.
ЮМОРИСТИЧЕСКИЙ РАССКАЗ
Есть такой Воронин Коля
В общежитии у нас,
Вахтовик с Харьяги парень
Алкоголик на показ.
Пьёт по-чёрному, пьёт в стельку,
Где не знает туалет,
Перессал оба матраца,
Выгнал с комнаты сосед.
А недавно он к дороге
Приморозил мокрый зад,
Отдолбили его други,
Где же прорубь, говорят.
Совет думал так и этак,
То проказница лиса,
Наркологи уточнили
Виновата его ССА.
Точно так Богров-строитель
Пьет горилку от винта,
От работы до работы
Еле тёпленький всегда.
По неделе он в загуле,
Весь опух, трясёт всегда,
И милиция порядком
Штрафовала удальца.
Как всегда он в лихорадке,
Где-то прячется весь день,
Дома перегаром пахнет,
Нельзя даже открыть дверь.
К вам обоим запятые,
Кукрыниксов бы сюда,
Дело дрянь, а пьянка - порох,
Возгорит, пойдет слеза.
Июнь 1989 г.
ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ КРИЗИС
Нужен мир на Земле, неспокойно на свете,
Гремит где-то война. Когда будет покой?
Чем виновна планета пред вершинами власти,
Принимая в дар раны, подарок такой.
Почему Мать-Земля много лет уже стонет?
Ей лекарства нужны и стерильны бинты.
Для чего смертоносны гибриды люд гонит,
Яму роет себе, человек, подлый ты.
Химизация враг, от нее одни беды,
От незнанья ведётся с природой война.
Производства сливают отходы все в воду,
Ядом с труб атмосфера грязна.
На полях рассыпались без норм удобренья,
Все стремились, как больше поднять урожай.
Прогресс двигал вперед, повышались надои,
Вес в нагуле скота, бодрил родной край.
Пестициды в траве, овощах и во фруктах
Растворились в воде как заварка в котле.
Химчастицами воздух планеты насыщен,
Чистых нет уголков на Земле.
Преступленья вершил человек над природой,
Загрязняя землю, воду, воздух кругом.
Пестициды как СПИД жрут имунну систему,
Радиация бьет как проказа кнутом.
Гибель многим грозит неминуема в мире,
Не причина ль болезнь у могучих китов?
Организм не справляется с адскими муками,
Вызов брошен с морских берегов.
Неведенье вело к осложнениям многим,
В применении газа фреона, в порубке лесов.
В атмосфере становится меньше озона,
Человек, будь серьёзным, ломай меньше дров.
Уменьшенье озона ведет к излучению,
Над Арктикой есть та печальна дыра.
Над Севером дальним сейчас меньше нормы,
Об этом задуматься тоже пора.
Для чего нужен мир? Призадумайтесь, люди!
Для здоровья людей, рыб, животных и птиц,
Для земли всей, на ней всех живущих.
Экологии кризис не знает границ.
Повернуть нужно вспять тех учёных на свете
Кто научный свой труд посвятил для войны.
Человек, пробудись! Посмотри на природу
И потомкам своим ты ее сохрани.
16.12.1990 г.
НУЖНА ЛИ ПРОСТИТУТКАМ
ОФИЦИАЛЬНАЯ КРЫША
НАД ГОЛОВОЙ
Простите, что вы хочите?
Какой квартиры просите?
Над головами с крышами?
Иль с гробовыми крышками?
Но если не прозрели вы,
Так от стыда сгорели бы
Дебилы, что есть низкие,
Родны, где ваши близкие.
Официально нужны ли дворцы
Для проституции?
С кафе и с магазинами,
С роскошными витринами,
С высокою зарплатою,
Дубовыми палатами,
С лебяжьими перинами,
Да с гомо- секс-картинами.
А может им по-новому,
Путанному греховому
Дать сараюшки старые,
с оконцами дырявыми?
С запорами негодными,
С клопами кровососными,
С подстилкою убогою,
Чтоб ёрзали с тревогою.
Или сослать на каторгу,
И пусть дорога - скатертью!
Как сделал Фидель Кастро Русс,
С путанок сразу выбил дуст.
Запели б что вы, матери?
Что гадки вам старатели,
Курвёхи подколодные,
Ведь вы же не голодные!
Есть много за вас медиков,
В проблеме сей посредников,
И доводы их веские,
Ходить к вам могут местные.
Заразы поубавится,
С зарплаты, что останется.
Вы же привыкли к роскоши,
К деньгам, вещам до тошноты.
Вам часто за границей
Публичный домик снится
С мужчинами богатыми,
Да с мордами рогатыми.
Очнитесь, твари сивые,
Неужто крокодилы вы?
Я вас спросить берусь:
Откуда СПИД пришел в Союз?
Вы грязны мусоросборники
И затхлые отстойники,
Народу вы противные,
Дешёвки негативные.
Така как вы образина
Пропустит хлама разного
Тысчёнки три за год
И от корней сгниет.
Простить заблудших надобно,
Так в заповеди сказано.
Печать и гласность в стиле
Глаза им приоткрыли,
Вот так же Еве в точности
Бог рёк о её подлости.
Завистник сын к чужому
Убил брата родного.
Опять начнём сначала,
Содома и Гоморы не стало,
Невелика утрата,
Пропали из-за разврата.
В открытую трудились,
Да жизнью расплатились.
Вы все одна зараза,
Вас нужно всех туда же.
20.12.1990 г.
СКАЗКА ПРО СМЕРТЬ
Родилась под старость наместница трона
В роскошном Дворце, у царя Филимона.
К единственной дочке любви царь не чаял,
В жестокости смяк и душою оттаял.
С придворными много имён перебрал,
Тужился, рядился, Смертиной назвал.
Ребёнка малютку качали, растили.
И через годик ходить научили.
Капризы её как всегда исполняли,
А были промашки, то нянек меняли.
Боялись царя, перед ним трепетали
И похоти детской шагнуть не давали.
С прозреньем узнала, что ей всё подвластно,
С перин по нужде вставать стала не часто.
В роскоши и лени росла и взрослела,
И не по годам рано очень созрела.
Красы невиданной, глаза словно небо,
Нежна и румяна, коса белей снега.
Молва по округе пошла за пределы,
Затмила красою сердца кавалерам.
Смертина с постели своей не вставала,
Сватам-женихам взгляд лишь томный бросала.
Ни с кем говорить никогда не хотела,
Сковала лень все её белое тело.
Своему отцу как всегда отвечала
«Я много ходила и очень устала».
Царю Филимону придворные врали,
С принцессой в саду они долго гуляли.
С годами принцесса совсем обнаглела,
Из ложки кормилась, жевать не хотела.
С постели уж больше она не вставала,
Лишь слушала сказки, ворочась, стонала.
На свете жила, была самой ленивой
И умерла всё такой же красивой.
То царство огромное мраком покрыто,
А таинство прошлого ходит открыто.
Как демон коварный всем страх преподносит,
И зло, и добро - всё с собою уносит.
Безжалостно к каждому в хату стучится,
Чей срок подоспел с белым светом проститься.
Кого-то она как всегда поджидает,
Кого-то нежданно с собой забирает.
Как вытрясет душу, к другому уходит,
И так столько лет меж людьми она бродит.
Ни ночью, ни днём нет минуты покоя.
И волос распущен, не тронут рукою.
Ей некогда даже остановиться,
За лень суждено очень долго трудиться.
Смертиной была, теперь смертью зовётся.
И кажду секунду к кому-то крадётся.
С распущенными на плечах волосами,
Красивою дамой придёт и за вами.
Сей сказки конец, мне на ухо шептала.
За мной прилетит, а когда не сказала.
9.01.1991 г.
ЛИБЕРАЛИЗАЦИЯ
ИЛИ ИНФЛЯЦИЯ
Либерализация пришла
Хозяйка кур кормила.
И рацион как никогда
Убавив, говорила.
Хохлаточки, пора пришла
Искать, что съесть за домом,
Хлеб и пшеница дорога,
Нет потепленья в скором.
Петух крутился между кур,
Их подзывая нежно,
И тут же пара воробьев
Клевала корм небрежно.
- Помилуйте, - сказал петух, -
Вам что дороги мало?
На ней просыпано зерно –
Ищите, как бывало.
- Зима сейчас, голубошлёп,
Мы в дружбе с голубями.
На остановках детвора
Их кормит вместе с нами.
Клевали куры, а зерно
Уж было на исходе.
И Петя тюкнул воробья
За наглость в этом роде.
Воробышек свалился тут
И ножками задрыгал.
Второй, взлетев, сел на забор,
О друге зачирикал.
- Кака жестокость, - молвил он,-
За горсть в войну судили,
За десять зерен, как же вы
По злу его убили?
- По делу тебе, вор, сопляк, -
Хозяйка улыбнулась, -
Я думала, как вас прогнать,
А вот как обернулось.
Было покончено с зерном,
Петух сказал с укором:
- С такой еды хохлаточки
Нестись не будут скоро.
Вот дармоед, как воробей, -
Хозяйка тонко взвыла.
- Что проку сейчас от тебя,
Ты лишний,- завопила.
- Постой, мадам, не торопись,
Пойдёт потомство, дети,
Поспешны выводы твои,
Погубят всё на свете.
- Тупой как валенок, - в сердцах
Хозяйка прошептала. -
Соседский Петька бил тебя
За то, что своих мало.
Погладила рукой живот
И больше не серчала. -
Похлебка будет не одна,
Как я не замечала!?
Не слышно песен петуха,
Старушка приуныла.
Двойная пенсия пришла,
А жизнь стала не мила.
Подорожало всё кругом
Раз в десять, где в пятнадцать.
Придётся резать всех курей.
Как жить? Внесите ясность.
26.01.1992 г.
ПРИВАТИЗАЦИЯ
Шла Красна Шапочка по лесу
В тупик таёжный - далеко.
На поселение к Агафье,
Мурлыча песню Сулико.
Шла из детдома уже взрослой
По вызову, в ответ письма,
С большой корзиной за плечами,
Росточка малого сама.
Послушна, смела от рожденья,
Незаурядного ума,
Жила одной только работой,
Молилась Богу как могла.
Предпринимательство любила,
В душе причуды хороня.
По складу жизни была жадной,
Словно киржацкое дитя.
В тайге попахивало дымом,
Предчувствовав жилья дурман.
Остановилась напоследок,
Смотрит, Потапыч идёт сам.
- Здорово, Шапочка! Откуда
В эти края к нам занесло?
Куда идешь? И что в корзине?
Несёшь кому? И для чего?
- Иду я, Мишенька, к Агафье,
Она ведь где-то здесь живёт.
Несу я пуд зерна озимой
Для посевной, давно уж ждёт.
- Пугает эта меня бабка,
Консервной банкою звеня,
В этой тайге до самой речки
Хозяин и правитель я.
- Ну ты даёшь, хозяин-барин.
Приватизация пришла,
Было твоё, теперь всё наше,
Тупик, часть речки и земля.
Ты сильный, Миша, - это знаем,
В работники тебя возьмем,
Повыкорчуем пни в усадьбе,
Заплатим хлебушком потом.
Будешь служить как лошадь людям,
Под старость пенсию дадим,
В тайге откроем магазин свой,
Поможем, будешь как больным.
- Подумать надо, - молвил Миша, -
Мне надо всё обмозговать.
Ведь я к вам должен привязаться
Как пёс дворовый, в закон мать.
Ушёл рассержен, жуя новость.
Зерно, хлеб, пни, пенсионер,
Ну и девчонка, ну и сволочь,
Не человек я, я же зверь.
Хозяйка встретила, обнялись
И разговор свой завели.
Чайку попили, нет, сказала,
Прав собственности до земли.
- То не беда, права достанем,
Разбогатеем как чуть-чуть,
Здесь церковь новую поставим,
Людишки сами прибегут.
Нельзя и сеять, лес мешает,
Нет плуга, нет и бороны.
Должен помочь Михаил Потапыч,
Мы целину вскопать должны.
Мишка поверил, испугался,
Ушёл в тайгу из тупика.
Картошки клапик посадили,
Морковки, луку, чеснока.
Земли две сотки ископали,
Словно, как в шахматной доске.
Полметра пни, полметра рыто,
Эй, красна шапочка, ты где?
Та песнь на ужас наводила,
Никто знакомый не придёт.
Жених не только что могилу,
Даже живую не найдёт.
Сбежала к людям, спохватилась,
А ведь была почти княжна.
Приватизация была ли
Агафье с Машенькой нужна?
28.02.1991 г.
МАРГАНЦОВКА
Быль
А что же такое марганцовка?
Лекарство и только, но как применять.
Об этом скажу я немного позже.
А прежде о том надо каждому знать.
Творил чудеса, кто был послан от Бога,
Лечил всех людей по завету Отца.
Явясь Святым духом во чрево Марии,
Котора родила Иисуса Христа.
Мы грешные все от Адама и Евы,
Рабы перед Богом, ведь он нас создал.
Покаяться нужно, пред тем как лечиться,
Всевышнему Богу, я правду сказал.
О, Боже Великий, прости и помилуй.
Я раб твой навеки, в грехах пред тобой.
Спаси, сохрани меня до смерти здоровым
Во имя тебя наш Бессмертный, святой.
Иисус кару принял за нас, всех живущих
И кровью истек, лишь за нас, за людей.
И в чём-то виновны иль мы, или предки.
За это страдаем при жизни своей.
Был в отпуске я, как давно, но я помню,
Годков было мне, так скажу, двадцать семь.
Приехал в село к своей маме родимой,
Хотелось остаться у ней насовсем.
Женат был в то время, дочурка Иринка,
Красавица жинка осталась, ждала.
Всё в жизни непросто, хотеть всем не вредно,
И в то время друга послала судьба.
Мы выросли вместе, тепло было летом,
Он прибыл с деревни, где с жинкою жил.
Один, как и я, три бутылки казёнки
С собою на речку, меня соблазнил.
Красивое место и просека в воду,
Тальник по краям и песок лишь один.
Разложились, выпив по чарке хмельного,
Кругом тишина, мы сидим, говорим.
Вдруг шелест воды и причаливает лодка.
- Здорово сынки! Чьи же будете вы?
Назвались. Ответил: «Я дед Караганов,
Отцов ваших знаю, живы ли они?»
- Забрала земля, - мы ответили с Геной.
Налили по чарке и не по одной.
Сказал: «Жинка тоже в земле почивает,
А я вот под старость женат на другой.
Жена моя - немка и знахарь народный.
Я ж с раком в том месте, чем делать детей.
Беру марганцовки щепоткой немного,
Плюю на нее и втираю скорей.
И рана моя как всегда заживает,
Чрез пару годков появляется вновь.
Давно б к праотцам я ушёл, дорогие.
А так сижу, пью перед вами, здоров».
Ещё он спросил, что живой ли мой дядя?
- Был рак пищевода, - ответил ему.
- Помог, если б знал я, сынки дорогие,
В здоровье его, то вам правду скажу.
«Как мог ты помочь?» - я подумал, в то время.
И мысль, что возникла, я сразу забыл.
Четыре линя преподнёс нам из лодки.
Я сети здесь ставил, сказал и уплыл.
Прошло много лет, я на пенсию вышел
И где-то стоял, говорил с пареньком.
И как-то на ум нам пришла марганцовка.
О батьке поведал, он мне о своём.
Работает шофером, пьёт до предела,
С утра на работу, разводит стакан
Крутой марганцовки, такой, что вся чёрна.
Затем выпивает, на вид наркоман.
Придя на работу, там дует на трубку
И запаха нет, веришь, прям чудеса.
Его переспрашивал, врёшь ты, наверно.
Родной мамой клялся, я знаю отца.
Пример вам хочу привести, дорогие.
Желудок спалила женулька моя.
Глотать было больно, мне заявила,
Наверно, мне грешнице, будет хана.
И тут же я вспомнил про ту марганцовку.
Сказал, разводи ее в розовый цвет,
И пей натощак, по глотку, только утром,
Осадок не пей, успокой ты свой бред.
Минут через двадцать всё ешь, поправляйся.
Лечилась пять дней, позабыла про боль.
Возможно, кому-то нужна марганцовка.
И с Богом лечитесь. Вот в этом вся соль.
17.07.1995 г.
(продолжение спустя 8 лет)
Недавно лечил по утрам свой желудок,
Развёл её чёрной и пил в три глотка.
Почти полстакана отпить получалось,
Пил четверо суток, проверял паренька.
Думал язва моя вновь и вновь пробудилась,
Через двадцать минут ел я суп с ножек Буш.
И после трёх суток боль в теле исчезла,
Мог больше не пить, и это не чушь.
Желудок болел, болела и печень,
Едой натощак марганцовка была.
Здоровье не купишь, лечитесь, кто болен,
С надеждой и верой. Жизнь только одна.
(В первый день горло пекло,
а в остальные три дня не замечал)
28.03.2003 г.
ПОСЛЕДСТВИЯ ИНСУЛЬТА
Заставить руку и ногу шевелиться,
Какое усилие нужно создать.
Лежишь в напряжении, скачет давление,
Как будто бревнину ты хочешь поднять.
Жена находилась со мною весь месяц
И помощь её была очень больша.
И сам я как мог упражнения делал,
С трудом шевельнулась рука и нога.
Рука оживать стала, кисть вся опухла,
Горит изнутри, как чужая, завал.
И в пальцах иголками тычет все время,
И ноет, как будто ее отлежал.
Суставы болят в ней, в ноге то же само,
Печёт в голове, в ухе чувствую жар.
На правой сторонке лежать невозможно,
И организм плохо борется, видимо стар.
Лицо брить до сих пор нельзя рукой правой,
Вся трусится, прям эпилепсия в ней.
Как будто сидит в моём теле отрава,
И держит в клещах, ждя лишь смерти моей.
Всегда, когда встанешь, болит позвоночник,
Лечить его как и лекарства те где?
Радикулит этот подлый я жёг чем попало,
Носил волдыри, до сих пор он во мне.
И так постоянно, ничто не проходит,
И мысли негодные, можно сдуреть,
Совместно с зарядкой, прошу помощь Бога
И чувствую сердцем, что нужно терпеть.
23.08.1997 г.
ГОЛУБИНЫЙ ПОМЁТ
Быль
Было это давно, лет тринадцать назад,
Внучек только мечтал идти в школу.
И родители там собрались в гости к нам,
К нам на Север в ту летнюю пору.
Я в больнице раз был и мужик говорил,
Что желтуха - болезнь вроде насморк.
Голубиный помёт завари, все пройдёт,
Горе тем, кто не знает сей завтрак.
Август месяц стоял, нам гостей Бог послал,
Зять был жёлтый, признали желтуху.
И в больнице главврач изрекла тогда нам:
«Гепатит Б - вот вам невезуха.
Был диагноз такой, у одной здесь больной
И ее как неделю не стало.
И студент как три дня тоже умер у нас,
Дочь, жену, всех до сердца достала».
И ещё говорит: «Надо мать вызывать,
Он умрёт у вас так как те двое».
Но она же больна, что же делать тогда?
«Будет сразу два трупа, вот горе».…
Как нас страх обуял, вот тогда я понял,
Выход нужно найти немедля.
Насморк вспомнил тогда и того мужика,
Стал искать голубей, где обедня.
В те года голубей почти не было здесь,
Я нашел голубятню лишь в Парме.
А в Усинске и были, стояли пусты,
Были сильны морозы, вот карма.
К голубятне я той подбежал как к родной,
Вижу, в ней голубей мужик кормит.
Попросил, дай помёт, выручай, брат, беда.
За добро Господь Бог тебя вспомнит.
С литр помёта набрал, заварил, процедил,
И поллитра готового вышло.
Пей, больному сказал, по-началу глоток,
Ну, болезнь, поперёк бы ей в дышло.
На другой день пришли, зятя там не нашли,
В другой комнате ходит и курит.
С капельницей в руке и с иголкой в руке,
Своих близких как вроде бы дурит.
Я тогда закричал, как дела у тебя?
Как лекарство, родные спросили?
И тогда украинец-зятек отвечал:
«Да гимно, есть гимно, им лечили?»
С той поры стал здоров, много лет утекло,
Водку, пиво пьёт, нормы не знает.
Только знахарь народный, бывает, порой
Своим делом врачу помогает.
Про желтуху потом я узнал у людей,
Что сидели и вышли на волю.
Сколь помёту? Да сколь кто найдет,
Тем и лечат там горькую долю.
3.05.2003 г.
ХОТИМ ЖИТЬ ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ
Недавно ездил на рыбалку,
Желанье привело меня.
С Пармы, по колвинской дороге,
К месту пешком добрался я.
Я часто был на речке в Парме,
Но, когда падает вода,
Где был песок, там грязь, муляка,
Для рыбаков прямо беда.
Вода холодна в нашей речке
Бывает почти круглый год.
Какая там? Куда пришел я?
Об этом скажет пусть народ.
Карьер песчаный, вот где был я,
Чистейше место, видит Бог,
Меж Пармой, Колвой и Усинском
Находится среди дорог.
Советска власть перестаралась,
Миллиарды тонн взяла песка.
Потратила огромны деньги,
Лежат в горах, польза кака?
Но дело не в горах, что видим,
Курортно место дал нам Бог.
Карьера два с водою чистой
Среди песка. Такой итог.
В них из болот вода струится,
Болота чисты, сущий рай,
И вытекает в ручей, в речку
Детишкам там хоть день играй.
Для рыбаков тоже раздолье,
Можно прям в галстуках ходить.
Я заболел всем этим чудом,
Вот зоне отдыха где быть.
Пляж должен быть как берег моря
У нас в Усинске для людей.
Столицей нефти будет город,
Дайте добро идее сей.
Муляк Владимир дал идею,
Мэр Марков Феликс поддержи,
На вас ложится груз большущий,
Его осуществи, внедри.
Автобус в Парму ходит часто,
Дорога, что ведёт в карьер,
Там остановку нужно сделать
Тридцать минут ходьбы, поверь.
Там дачных домиков немного,
Штук семь. Их нужно все снести
И уплатить за это людям,
Не обижались, чтоб они.
Это народно достоянье,
В Усинске каждому дано.
Вы пляж построите народный,
Людям окажете добро.
Машин стоянки нужно сделать,
Народ стал лучше у нас жить.
Город красив, душе приятно,
А телу где приятным быть?
Водохранилище огромно,
Глубоко, как гора с песком.
Проедьте сами, посмотрите,
И чудо сделайте на нём.
На втором, меньшем, пусть рыбачат
На удочки те рыбаки,
Кто тоже отдохнуть желает,
Да и попробовать ухи.
Народу много будет скоро,
Когда начнете строить вы.
Поверьте, это необходимо,
А вас поддержат люди - мы.
10.07.2003 г.